— А что лорд Гросгрейн делал в своей лаборатории с этой
печью? — поинтересовался Криспин.
— Это уже другой вопрос, милорд, — вызывающе
взглянула на него Софи. — А значит, придется еще раз бросить кости.
Криспин нетерпеливо бросил их, выпало число четыре. Он решил
уже, что проиграл, но на долю Софи выпало одиннадцать.
— Лорд Гросгрейн проводил опыты по алхимии, —
сказала она, не дожидаясь, пока он повторит свой вопрос. — Он мечтал найти
способ превращать свинец в золото и работал дни и ночи. До тех пор, пока не
встретил Констанцию, — добавила она и осеклась.
— Почему? Чем ему помешала Констанция?
— Она сделала его счастливым, — небрежно
отмахнулась Софи. — И он захотел отплатить ей тем же, а для этого нужно
было переехать в Лондон и перевезти туда лабораторию. Лорд Гросгрейн снял дом в
Сент-Мартин-Филдз, в предместье Лондона.
— Вы ревновали его к Констанции? — продолжал
расспрашивать Криспин, удивляясь тому, как охотно Софи рассказывала.
— Ревновала? — повторила Софи, примеряясь к этому
слову, к новой для себя мысли. — Вовсе нет. Я была в восторге, потому что
никогда не видела своего крестного таким счастливым. Констанция подарила ему
такую радость, что ее невозможно описать словами. То, как загорались его глаза,
когда он видел ее или даже просто говорил о ней… — Софи вдруг замолчала. Раньше
она действительно никогда не испытывала ревности, но теперь отчетливо ощутила
ее в своем сердце. Ей захотелось самой внушать кому-нибудь такие же чувства:
чтобы кто-то смотрел на нее восхищенными глазами, радовался ее присутствию,
заботился о ней.
Софи внезапно поняла, что недооценила опасности, которой она
подвергается, оставаясь в Сандал-Холле, рядом с Криспином. Никакие сведения
того не стоили.
— Вы задали мне целых три вопроса вместо одного,
милорд, — сказала она изменившимся голосом. — А теперь мне пора идти.
До свидания, лорд Сандал.
Она попыталась подняться, но Криспин усадил ее на место.
— Почему вы уходите? Вы не можете так поступить.
— Почему? — спросила Софи вызывающим тоном, но ее
взгляд умолял Криспина не позволить ей уйти.
— Потому что… — начал Криспин и задумался в поисках
какой-нибудь веской причины. «Потому что сейчас темно и идет дождь, а если я
последую за тобой, ты сочтешь это вызывающим. Потому что я не хочу, чтобы ты
уходила. Потому что я никогда этого не захочу. Потому что в тебе моя надежда на
успех расследования, на счастье…» — Потому что за вами еще один вопрос, —
закончил он фразу. — Я действительно нарушил правила и хотел бы
компенсировать свой промах.
Голос Криспина был ровным, но он затаил дыхание в ожидании
ее ответа. Софи колебалась: она понимала, что должна встать и уйти, но соблазн
выведать у Криспина полезные сведения был сильнее. К тому же всего один вопрос
не отнимет много времени. Последний вопрос. Он должен быть тщательно
продуманным и корректно заданным.
— А какое ваше самое счастливое воспоминание,
милорд? — спросила она, забыв вдруг о деле.
Криспин с облегчением вздохнул и ответил с поразившей их
обоих откровенностью:
— То, как вы называли меня Криспином.
Оба сидели не шевелясь: она — потому что боялась расплакаться
или засмеяться от счастья, он — потому что боялся выпустить ее руку и тем самым
позволить ей уйти.
— Вы смеетесь, милорд? — Софи первая нарушила
молчание.
— Криспин, — поправил он ее. — И я вовсе не
смеюсь.
— А как же то, что случилось сегодня днем? — Она
заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. — Вы сказали, что вам
безразлично, что со мной будет. А теперь…
. — Нет, я сказал не так. Я сказал, что мне все равно,
что с вами будет. Это совсем другое. — Он ласково провел большим пальцем
по ее щеке и заглянул ей в глаза. — И потом, я, возможно, ошибался.
— Возможно? — Удары сердца отдавались у нее в
ушах, как дробь плохо натянутого барабана.
— Возможно, — хрипло отозвался он. Ему вдруг
ужасно захотелось привлечь ее к себе, ощутить ее мягкие волосы на своей щеке,
поцеловать в кончик носа. Он встал со скамьи, поднял ее за собой и аккуратно
отлепил усы. Обняв ее за плечи, он наклонился, чтобы нежно поцеловать ее, но
вдруг поймал себя на том, что страстно и жадно прильнул к ее губам, охваченный
чувством более сильным, чем просто влечение.
Софи ответила на его поцелуй благодарно и радостно. В этом
поцелуе не было ничего от «возможно», только их неудержимая тяга друг к другу.
Криспин целовал ее щеки, по которым сегодня днем текли слезы, и удивлялся их
солоноватому привкусу; целовал ее шею в вырезе туники, затем ухо, висок, кончик
носа. Он через голову снял с нее тунику, поцеловал грудь, темные ореолы и
розовые соски, которые немедленно затвердели, и протянул руку к завязкам
бриджей.
Затем Криспин стянул рубашку с себя и придвинулся ближе,
чтобы Софи могла ощутить тепло его груди. Он уверенно справился с завязками ее
бриджей, пока она неловкими пальцами пыталась раздеть его. Наконец они
избавились от одежды и, радостно смеясь, прильнули друг к другу совершенно
нагие.
— Tesoro, — прошептал он ей в ухо. — Я скучал
без тебя сегодня, tesoro. А ты скучала без меня?
— Возможно, — прошептала она в ответ, уткнувшись в
его плечо. На глазах у нее сверкали теперь уже другие слезы — она плакала от
счастья. Они стояли неподвижно, отдаваясь ощущению телесной близости:
прохладная от слез щека прильнула к щетине, мускулистый живот касался нежной
груди. Они наслаждались близостью, постепенно возбуждаясь.
И вдруг в животе у Софи заурчало. Криспин отстранился от
нее, а она смущенно покраснела.
— Я проголодался, — заявил он.
— Ты? А я нет. Хочешь тушеную говядину?
— Не уверен, — поморщился он. — Я думал о
жареном гусе с тушеной морковью.
— Нет, ты не любишь морковь. Ты хочешь тушеной говядины
с луком и бобами в масле. И еще персиков.
— Ты права, я не люблю морковь. Я хочу тушеной говядины
с луком, — повторил Криспин.
— И бобами…
— …в масле. И груш.
Через два часа, сидя после обильной трапезы в шелковых
халатах на кровати Криспина, они единодушно признали говядину превосходной, а
бобы — восхитительными.
— Криспин, это было так вкусно, — пробормотала
Софи. — Но я не могла бы протолкнуть в себя больше ни кусочка.
— Ты не можешь отказаться от десерта, — напомнил
Криспин. — Это самая важная часть обеда. — С этими словами он убрал
тарелки с кровати и вернулся со стеклянным блюдом, на котором лежали дольки
персика и стояла вазочка с охлажденным кремом.
— Я не уверена…
Криспин обмакнул дольку персика в крем и поднес его ко рту.
Софи смотрела на кончик его языка, неспешно, с удовольствием слизывающий крем,
и представляла себе, что этот крем он слизывает с ее тела. Криспин обхватил
персик ровными белоснежными зубами и медленно откусил.
