Молодой человек отнесся к его присутствию в доме без
восторга, но Криспин был этому рад, так как теперь мог перепоручить роль
утешителя кому-то другому и отправиться по своим делам. Однако, прежде чем он
успел откланяться, Констанция уговорила его «побыть еще минуточку» и усадила
рядом с собой на оранжевый диван.
Взгляд Криспина метался между прекрасным лицом Констанции и
циферблатом часов, отсчитывающих минуты, которые он вынужден был проводить без
Софи. Он не сразу обратил внимание на то, как крепко сжимает Констанция его
руку, как жарко прижимается к нему, как часто обращает в его сторону ласковые
слова и улыбки. Когда около одиннадцати утра в дверях вдруг показался
констебль, Криспин, решительно намереваясь закончить визит, поднялся с места,
но тут же сел обратно. И причина была вовсе не в том, что Констанция особенно
тесно прижалась к нему бедром, а в заявлении констебля, что он явился, дабы
задать несколько вопросов о мисс Софи Чампьон.
Криспин весь обратился в слух, его рассеянность улетучилась
без следа. Констебль спросил хозяйку и Бэзила, не видели ли они, как Софи
выходила из дома в ночь убийства Ричарда Тоттла. Криспин обратил внимание на
странную реакцию Бэзила, который вдруг побледнел и нервно закашлялся. Он
пребывал в явном замешательстве, поэтому Констанция ответила и за себя, и за
него: они с Бэзилом были в тот вечер дома и занимались тем, что выбирали новое
полотно Лайла, модного художника, для украшения гостиной; они были слишком
заняты, чтобы замечать всякие мелочи. Констанция сообщила также, что Бэзил
настоящий знаток и ценитель живописи и что она не посмела бы принять
окончательное решение без его совета. При этом она доверительно наклонилась к
констеблю, демонстрируя ему и Криспину свое восхитительное декольте, достойное
высочайшей оценки истинного ценителя женской красоты.
Тараща глаза от восторга, констебль поспешил заявить:
— Если пожелаете, мэм, я готов остаться здесь для
защиты вашей светлости.
— Вы слишком добры, констебль… — тепло улыбнулась ему
Констанция.
— Называйте меня Ральфом, мэм, — зарделся тот.
— Вы очень добры, Ральф, — в том же тоне
продолжала Констанция. — Но я уверена, что не нуждаюсь в чьей-то особой
защите.
Ральф использовал все свое красноречие, чтобы переубедить
хозяйку, но проиграл этот спор и с большой неохотой покинул дом. Криспин тоже
поднялся, несмотря на то что Констанция вцепилась ему в руку, силясь удержать,
когда Бэзил вдруг заявил:
— Я считаю, вам следовало принять предложение
констебля, Тия. Вы знаете, что я мировой судья этого прихода и поэтому знаю об
убийствах побольше вашего. Если мисс Чампьон смогла убить один раз, она
непременно вернется сюда и за вами. Вы знаете, я всегда предполагал, что она
замешана в убийстве моего отца.
— Бэзил, как ты можешь так говорить! Мисс Чампьон не
убийца.
— Любой может стать убийцей, чтобы получить состояние,
равное папиному. — Щеки Бэзила вспыхнули от негодования.
— Но, Бэзил, она вернула тебе все.
Криспин молча наблюдал за этой перебранкой, как за теннисной
партией.
— Я так не считаю. Она вернула только то, что
принадлежало нам по праву. — Бэзил взглянул на Криспина. — Видите ли,
мой отец оставил этот дом, поместье в Ньюкасле и свою компанию «Ливеридж
холдинге» Софи Чампьон. Нам он не оставил ничего.
— И все же мисс Чампьон отдала мне Гросгрейн-Плейс, а
Бэзилу недвижимость в Ньюкасле — Пикок-Холл, — вставила Констанция. —
Более того, положила каждому из нас такое годовое содержание, о котором мы и
мечтать не могли.
— Вздор! — отмахнулся от ее слов Бэзил и стал
пунцовым от злости. — Говорю вам, Тия, она сделала это для отвода глаз.
Она проявила такую неслыханную щедрость, чтобы мы не задавали ей лишних
вопросов о завещании. Я не сомневаюсь, что она шантажировала отца. Чем иначе
можно объяснить ту тысячу фунтов, которую он ежемесячно выплачивал ей при
жизни? Я думаю, она знала о завещании, выяснила, что он собирается оставить ей
все свое имущество, а затем убила его.
— Бэзил, ты говоришь ужасные вещи, — всхлипнула
Констанция. — Я уверена, что мисс Чампьон не могла сделать ничего
подобного.
— Скажите, Бэзил, — обратился к нему Криспин,
вдруг утратив интерес к передвижению стрелок по циферблату, — у вас есть
какие-нибудь серьезные основания полагать, что она убила вашего отца? Вы
находились здесь в тот день, когда его убили? Вы слышали, как Софи ссорилась с
ним? Или видели, как она выходила из дома?
— Нет, — запинаясь ответил тот, и его лицо из
пунцового стало мертвенно-бледным. — Я не видел. Да и не мог видеть. Я
был…
— …здесь со мной, — объяснила вместо него
Констанция. — Мы с Бэзилом всегда завтракаем вместе. И в тот день мы еще
сидели за столом, когда явились констебли с… — она запнулась, — с ужасной
новостью. Не беспокойся, Бэзил, все в порядке. Ты можешь сказать Криспину
правду, потому что он не из тех, кто считает предосудительным то, что мачеха и
пасынок завтракают вместе.
Бэзил с облегчением вздохнул и добавил;
— То, что говорит Тия, сущая правда. Мы завтракали
здесь в гардеробной. Как вы можете заметить, в этой комнате нет ни единого окна
с видом на конюшню или на «Курятник». Так что мы просто не могли ничего видеть.
— А я лично считаю, что и видеть было нечего, —
заявила Констанция и снова склонилась вперед, демонстрируя декольте, очевидно,
с целью возместить недостаток визуальных ощущений.
Эта демонстрация была рассчитана на Криспина, который к тому
времени снова стал поглядывать на часы, но обрела восхищенного зрителя в лице
Ральфа, в этот момент появившегося в дверях снова.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — начал он,
исполняя серию куртуазных поклонов, но не отрывая взора от роскошной груди
хозяйки. — Я вернулся только для того, чтобы сообщить, что опасаться вам
больше нечего.
— Опасаться? Чего? — переспросил Бэзил,
раздражаясь оттого, что Ральф слишком откровенно пялится на его мачеху.
— Убийцу, — ответил Ральф, обращаясь к ложбинке
между двумя полными грудями Констанции. — Софи Чампьон. Она заточена в
Ньюгейте, так что тревожиться больше не о чем.
Резкий звук, с которым Криспин защелкнул крышку своих
карманных часов, вывел Ральфа из оцепенения и отвлек от созерцания женских
прелестей.
— Извините, Констанция, — с обворожительной
улыбкой сказал Криспин. — Но мне пора идти. У меня важная встреча в
городе, — непринужденно соврал он. Обещание в ближайшее время провести с
Констанцией целый вечер, несколько тяжелых вздохов из-за нежелания покидать ее
гостеприимный дом, каскад искренних сожалений и извинений — и Криспин оказался
на свободе. Он выглядел остроумным и галантным, исполняя ритуал прощания, на
самом же деле в душе у него клокотала ярость, равной которой он никогда не
испытывал.
Глядя на то, с каким хладнокровием держался Криспин, трудно
было предположить, что его занимает сколько-нибудь важная проблема. Казалось,
самое серьезное, о чем может думать человек с таким выражением лица, это фасон
камзола, который он собирается заказать портному. Но это лишь на взгляд постороннего.
А Фортуна прекрасно знала своего хозяина, поэтому стоило ему взять в руки
вожжи, как она галопом сорвалась с места. Криспин гнал ее во всю мочь по
направлению к Пикеринг-Холлу, огибая углы на опасно близком расстоянии. С
каждым ударом подков по мостовой сердце Криспина тяжелело, а челюсти сжимались
все сильнее. Часы показывали половину двенадцатого, когда он влетел на задний
двор Пикеринг-Холла и спешился. Взбежав по лестнице через две ступеньки и даже
не постучав в дверь, он ворвался в кабинет Лоуренса и застыл перед его столом.
