Как легко она попалась на крючок! Софи испытывала к Криспину
благодарность, взирала на него с восхищением, а он в это время втайне смеялся
над ней, готовясь обречь на верную смерть. От этой мысли смятение в ее душе
уступило место ярости. Возможно, она и повела себя как безмозглая тля, но он не
имел никакого права играть с ней. Только бездушное животное позволит себе
обращаться с человеком таким уничижительным образом. Это жестоко, и она этого
не заслужила.
— Негодяй, — проговорила Софи сквозь зубы в тайной
надежде, что к ней вернется спасительное безразличие. Накануне стражники
посоветовали ей, не откладывая, готовиться к скорому свиданию с палачом и
виселицей, значит, у нее оставалось мало времени. Ее враги все очень тщательно
продумали, прежде чем обвинить ее в убийстве Ричарда Тоттла, однако должна же
быть в их хитросплетенной сети какая-то упущенная ниточка, осталось же
какое-ни??удь уязвимое место в их коварном плане. Что-то не давало Софи покоя, и
она начала методично перебирать в уме все, что с ней произошло в «Единороге» и
затем в Сандал-Холле, пока не нашла то, что искала.
Пистолет! Ее пистолет. Он всегда хранился в библиотеке в
«Курятнике» вместе с другими подарками, преподнесенными ей в качестве
благодарности за помощь. Безусловно, его нельзя было вынести из дома незаметно
для Октавии, Эмми, Энни, Ричарде или кого-нибудь из прислуги. Софи
воодушевилась, потому что у нее появилась надежда сорвать планы врагов. Тот,
кто выкрал у нее пистолет, по крайней мере знал убийцу. Все, что требовалось
сделать для выяснения истины, это написать домой и узнать, кто в ее отсутствие
заходил в библиотеку и что оттуда пропало.
Но это было равноценно тому, чтобы пройти сквозь стену
темницы, пролететь через весь Лондон и изобличить преступника, вынудив его
раскаяться в содеянном. Софи пала духом, поскольку в ее камере не было не
только клочка бумаги и чернильницы, но и ночной вазы (в которой она очень
нуждалась). Что уж говорить о посыльном! Разумеется, за деньги можно было бы
достать все необходимое, но ее кошелек был потерян во время бессмысленной
беготни по лабиринтам потайного хода Пикеринга. А может быть, не так уж все это
было и бессмысленно? По сути дела, Софи ничто не было так дорого, как медальон.
А он остался с ней.
Софи снова достала его и положила на ладонь, чтобы
рассмотреть в последний раз. Она ни разу не расставалась с ним за последние
одиннадцать лет, всегда носила с собой. И теперь в том, что связывало ее с
прошлым, заключалась ее единственная надежда на будущее. Софи ласково провела
пальцем по ребристой поверхности, улыбнулась и направилась к двери. Прижавшись
губами к щели между дверью и стеной, она крикнула:
— Стража!
Софи столкнулась с трудностями, подкупая стражника. Если бы
он мог предположить то, что выяснилось тем же вечером, когда в таверне к нему
подошел незнакомец — медаль с обнаженной женщиной и птицей, оказывается, стоила
целых четыре тысячи фунтов золотом, — то не колебался бы ни секунды. И все
же после долгих раздумий он согласился принять мзду и, когда часы на тюремной
башне пробили десять, вернулся к Софи с огромной корзиной еды и листком бумаги.
Софи первым делом прочла записку, и аппетит у нее тут же
пропал. «Лорд Гросгрейн брал ваш пистолет. Других посетителей в библиотеке не
было».
Криспин почувствовал неладное еще задолго до того, как
пересек задний двор Пикеринг-Холла в половине двенадцатого утра. Беспокойство
охватило его гораздо раньше, когда он вдруг проснулся, проспав всего три часа.
Софи — кто бы она ни была — завладела не только его мыслями, но и снами. Он не
мог отделаться от ее образа ни на мгновение, представляя себе Софи,
жульничающую в кости, Софи улыбающуюся, Софи хмурую, Софи спорящую, Софи,
говорящую по-французски и по-испански, Софи, целующую его, Софи с усами, Софи с
Лоуренсом, Софи, шантажирующую крестного. Криспин боролся с желанием немедленно
увидеть ее, потому что понимал, что чем дольше они будут держаться вдали друг
от друга, тем это лучше для них обоих. К тому же сейчас он не был в состоянии
размышлять о ней здраво и спокойно, а ясность в мыслях и чувствах Криспин
всегда ценил превыше всего. Констанция может стать прекрасным противоядием
против такого помешательства, но, несмотря на принятое накануне решение, он не
мог заставить себя подняться и пойти к ней.
Пребывая в полном смятении духа, Криспин решил отложить
визит, однако, проезжая мимо дома Гросгрейна, он услышал душераздирающий крик и
звон бьющегося стекла, которые доносились изнутри. Он осадил коня, пробежал
через холл и быстро поднялся по лестнице. Тут-то и обнаружился источник этих
загадочных звуков.
Прекрасная Констанция в сапфирово синем шелковом платье
замерла перед ярко-оранжевым диваном, с отвращением глядя на рассыпанные у ее
ног пирожные. Осколки блюда валялись здесь же, и Криспин увидел, как она в
ярости раздавила туфелькой пирожное и с криком набросилась на дрожащую от
страха горничную:
— Я же сказала, что никогда больше не хочу их видеть,
Нэн!
— Но повар говорит, мэм, что поскольку больше не станет
печь пирожные, то зачем же пропадать таким великолепным меренгам… — с поклоном
объяснила девушка.
Констанция носком туфли отшвырнула остатки пирожного к
стене.
— Передай повару, что меня не интересует его мнение. Я
велела ему уничтожить их и хочу, чтобы он сделал это немедленно. Немедленно!
— Слушаюсь, мэм, — покорно отозвалась Нэн и
принялась собирать в передник остатки пирожных, после чего поспешно
проскользнула мимо Криспина и скрылась за дверью.
Убедившись, что здесь никого не убили, Криспин решил
ретироваться, пока его не обнаружили, и поспешить к Софи, но было поздно.
Констанция заметила его и направилась к двери с распростертыми объятиями.
— Криспин, дорогой, когда вы вошли? — спросила она
певучим голосом, и ярости на лице у нее как не бывало.
— Я услышал крики с улицы и испугался за вашу
жизнь, — ответил он по-прежнему от двери. — Но теперь я убедился, что
с вами все в порядке…
— Криспин, со мной совсем не все в порядке, —
бросилась ему на шею Констанция. — Смерть Милтона просто выбила меня из
колеи. — Она уткнулась лицом в серебряное шитье на его камзоле, и Криспин
почувствовал, как ее пушистые волосы щекочут ему подбородок. — Криспин,
обнимите меня так, как вы делали это когда-то. Позвольте мне забыть себя, свое
горе в ваших объятиях, как прежде.
Она стала всхлипывать, орошая слезами его камзол, а он
смотрел через ее плечо на каминные часы, которые показывали четверть
одиннадцатого. В такой позе и застал их вихрем ворвавшийся в комнату молодой
светловолосый человек.
— Тия, что стряслось? — с тревогой в голосе
воскликнул он.
— Бэзил, они снова это сделали. — Констанция
отстранилась от Криспина и обернулась к вошедшему. — Они опять подали
меренги. А ты знаешь, как они напоминают мне о твоем отце, о том, что я
потеряла, о том… — Она часто заморгала, стараясь не дать пролиться слезам,
которые застыли наготове в уголках ее прекрасных сапфировых глаз. Заметив, что
Бэзил разглядывает Криспина с нетерпеливым любопытством, она поспешила их
познакомить. — Бэзил, это мой давний друг и наш сосед граф Сандал.
Криспин, это Бэзил, мой пасынок, а теперь новый лорд Гросгрейн.
