— Как угодно, — пожал плечами Криспин. — Но я
ничего не могу гарантировать, если позволю ей слезть с лошади. Она на редкость
коварна. — С этими словами он так сильно сжал талию Софи, что вывел ее из
оцепенения и вынудил заерзать в седле и продемонстрировать несговорчивый нрав.
Капитан понаблюдал за проявлением строптивости и решил
пересмотреть приказ.
— Хорошо, ваша светлость, я думаю, если вы возьмете на
себя труд доставить ее в тюрьму лично, никто не поставит мне это в вину. К тому
же мои люди будут охранять вас, так что сопровождение восьми солдат ей будет
обеспечено.
— Это лишь та малость, которую я с радостью сделаю для
своей страны, — поощрительно улыбнулся Криспин и исподтишка причинил Софи
такую боль, что она взъярилась не на шутку. — Я очень благодарен вам за эскорт,
поскольку от нее можно каждую минуту ожидать какой-нибудь подлости.
— Да уж, — согласился капитан и приказал своим
людям выстроиться в боевой порядок вокруг лошади Криспина. Только двое из них
были на конях, они заняли место в авангарде. Остальные шестеро взяли пленницу в
кольцо, чтобы помешать ей ускользнуть в темноте, если бы ей вдруг удалось
соскочить с лошади.
От вялости Софи не осталось и следа, тем более что Криспин
не давал ей расслабиться, крепко обхватив за талию. Когда они выехали с заднего
двора, его хватка еще более усилилась, и она обернулась к нему, чтобы
возмутиться.
— Нет необходимости причинять мне еще большую боль, чем
вы уже сделали! — сердито прошипела она. — Вы…
— Тихо, — перебил ее Криспин, даже не глядя в ее
сторону. Все его внимание было сосредоточено на троих стражниках, прикрывающих
правый бок лошади.
— И у вас хватает наглости затыкать мне рот после
всего, что вы сделали… — захлебнулась от негодования Софи.
Криспину достаточно было еще сильнее стиснуть ее, чтобы
заставить замолчать, однако последовавшие события усмирили ее сами собой. Еще
секунду назад они размеренным шагом ехали в окружении стражников и вдруг
стремительно выскочили из их кольца. Редкие прохожие остолбенели на тротуаре,
наблюдая, как летящая лошадь очутилась на грязной обочине, даже не сбившись с
шага. Грязная жижа фонтаном разлетелась в стороны, и зеваки невольно
расступились, давая дорогу сказочному Пегасу и его двум всадникам.
Когда они не только оставили далеко позади пеших стражников,
но могли не опасаться и преследования всадников, Криспин нагнулся и ласково
потрепал лошадь по гриве:
— Молодец, Фортуна, хорошая работа.
— Это невероятно, — задыхаясь от восторга,
промолвила Софи, но ее слова заглушил звон подкованных копыт по мостовой.
— Рано торжествовать, — мрачно покачал головой
Криспин. Словно в подтверждение его слов, за спиной у них раздался отчетливый
топот копыт.
Софи приникла к гриве лошади и обернулась. Только у одного
из стражников был хороший скакун, чтобы продолжать погоню. Криспин с
облегчением вздохнул, когда понял, что шансы равны, однако облегчение тут же
сменилось досадой. Они были уже в конце аллеи, и Криспин собирался резко
свернуть в боковую улочку, как вдруг увидел прямо перед собой второго всадника.
Криспин одной рукой прижал к себе Софи, а другой так сильно натянул поводья,
что лошадь встала на дыбы и снова продемонстрировала чудеса воздушной
эквилибристики. Но на этот раз прыжок Фортуны был не так безупречен — задним
копытом она угодила в шлем стражника, преграждавшего аллею, в результате чего
он оказался выбитым из седла, а Фортуна сбилась с шага.
Криспин испугался, что им придется спешиться, но Фортуна
обрела равновесие прежде, чем второй всадник их нагнал. Они оказались в другой
аллее, длинной и кривой, так что Софи, как ни старалась, не могла увидеть ее
конца. Вернее, она видела, что аллея заканчивается глухой стеной, наступающей
на них с огромной скоростью. Однако ее не оставляла надежда, что если бы это
было так, то Криспин не стал бы пришпоривать коня изо всех сил.
Софи ошиблась. Грохот копыт позади, эхом отражающийся от
стен домов, стал оглушительным, когда они достигли препятствия,
представлявшегося ей смертоносным.
Она уже готова была обернуться, чтобы спросить Криспина, не
придумал ли он новый трюк, чтобы выдать ее властям, как вдруг почувствовала,
что тело ее становится невесомым, взмывает куда-то вверх, а потом падает на
землю.
Однако она оказалась не в грязи, а упала на что-то мягкое и
живое, после чего почувствовала, как ее волокут куда-то в сторону, в какой-то
узкий проход. Едва она успела встать на ноги, как что-то проскользнуло перед
ней, и она провалилась в темноту. Словно в чернильницу.
Софи задрожала от холода и попятилась назад, туда, откуда
они пришли и где виднелась тонкая полоска света.
— Что, черт побери, вы делаете? — угрожающе
прошипел Криспин. — Нам в другую сторону.
— Нет, я должна выбраться отсюда. Я не хочу здесь
оставаться.
— Но и выйти вы не можете. Дюжина лучших королевских
стрелков, а не те мальчишки, которых мы обвели вокруг пальца, скоро будут
здесь, чтобы устроить облаву. Обнаружить эту заднюю дверь для них — дело
считанных минут, и тогда они бросятся за нами в погоню. Пошли. — Он
схватил ее за руку и потянул за собой вперед.
— Я не могу, — ответила она, обессилев от страха. Криспин
не узнал ее голоса и понял, что это означает.
Во второй раз за последние несколько дней эта женщина
удивила Криспина. Та, которую ничто не могло вывести из себя, кроме невинных,
ободряющих насмешек; та, которую не беспокоила смертельная угроза оказаться в
руках королевских стражников; та, которую мужчины прозвали сиреной за то, что
она околдовывала их; она — Софи Чампьон — боится темноты! Повинуясь скорее
инстинкту, нежели доводам рассудка, он обнял ее за плечи.
Софи вздрогнула от неожиданности и задрожала всем телом.
Криспин вдруг со всей очевидностью понял, что ее одолевает не смешной детский
страх, а что-то гораздо более серьезное, коренящееся где-то в глубине ее
прошлого. И снова он был поражен — на этот раз внезапной острой болью,
вызванной состраданием.
— Софи, — прошептал он, снимая перчатку и
нащупывая ее руку. — Софи, я не хотел причинить вам боль. Вы меня
понимаете?
Она отпрянула от его прикосновения. Он не видел ее лица, но
слышал сбивчивое дыхание.
— Возможно, — ответила она с трудом. — Но я
не могу находиться здесь.
— Закройте глаза, — сказал он тихо и
успокаивающе. — Идите за мной.
— Нет. Я не могу, не хочу… Я…
— Я все понимаю. — Криспин пытался избавить ее от
страха тем, что он всерьез признал его существование. — Но вы должны
доверять мне. Я не позволю вам сбиться с пути. Для вас это единственная надежда
на спасение.
Софи была ни жива ни мертва от страха. Она никогда никому не
признавалась в том, что боится темноты. Это был единственный след детства,
сохранившийся в ней до сих пор, тонкая ниточка, связывающая Софи Чампьон с
маленькой девочкой, которой она когда-то была. Софи ненавидела себя за эту
слабость. Октавия догадалась о ней несколько лет назад, потому что очень хорошо
знала Софи, но подруги никогда не говорили об этом. Софи всегда относилась к
этому как к тайне, принадлежавшей только ей.
