Криспин между тем наклонился к уху Софи и прошептал:
— Если вы сию секунду не перестанете хмуриться, я
оставлю вас наедине с ним. Вам понятно? Если да, то кивните, улыбнитесь и
проворкуйте что-нибудь по-французски.
— Vous etes un bastard
[1]
, —
процедила Софи сквозь зубы, но зато с милой улыбкой на лице.
— Она сказала, что запомнит это, — перевел Криспин.
Заметив, что блондинка, воодушевленная заявлением Киппера о своем богатстве,
приступила к активным действиям, угрожающим вскоре полностью завладеть его
мозгами, Криспин решил незамедлительно приступить к расспросам. —
Послушай, Киппер, я хотел узнать, ты когда-нибудь имел дела с Дики Тоттлом?
— Дики Тоттл? — Киппер в задумчивости округлил
свои рыбьи глазки. — Никогда не слышал. — Он отправил в рот
засахаренный миндальный орешек. — Попробуй, они очень хороши. Это
фирменное блюдо клуба. — Он протянул чашу Криспину.
— Нет, спасибо, — слегка нахмурился
Криспин. — Странно, что ты никогда о нем не слышал. Он говорил мне, что ты
был одним из его основных инвесторов. Ты платил ему по двенадцать сотен фунтов
за то, чтобы быть в курсе дела. Эта сумма не такова, чтобы ее можно было так
легко выкинуть из головы.
— Тебе Тоттл сказал об этом? — парировал
Киппер. — Скотина! Он обещал мне… — Киппер осекся. Его рот открывался и
закрывался, придавая ему сходство с рыбой, выброшенной на берег. — Да, я
вспомнил. Это было пожертвование. Ты же знаешь, что стоит только старушке Бесс
придумать новый закон или постановление, как она велит его отпечатать и
разослать. Равно как и все главные новости Двора. Это очень удобно. Такие
новости стоит принимать в расчет.
— Могу себе представить, — отозвался
Криспин. — И какие же сведения пришли последними? Что-нибудь о войне с
Неаполем?
Киппер закивал головой так энергично, что Софи испугалась,
как бы не выпали его рыбьи глазки.
— Да, именно Неаполь. Этот парень из Неаполя занимается
грязными делами. Слушай, ты уверен, что не хочешь орешков?
Криспин уголком глаза с удовольствием заметил, что Софи
сидит, не раскрывая рта, понимая, что сейчас ей лучше помолчать.
— А как ты узнал об этой патриотической службе? —
спросил Криспин.
— Как узнал? — переспросил Киппер, раскладывая на
столе орешки в форме звезды. — Знаешь, я плохо помню. Наверное, жена
что-то такое сказала дома. — Он поднял глаза от своего произведения
искусства и посмотрел на Криспина. — А почему ты об этом спрашиваешь?
Какое тебе дело, Сандал, если я хочу немного заняться своим образованием? Что
плохого, если я несколько расширю свои представления о том, что происходит в
государстве? — Киппер, сев на своего конька, прицепился к прежним словам
Криспина. — Это патриотический долг каждого англичанина. Если эти
неаполитанцы восстанут против нас, то каждый готов будет отдать свой долг за
Англию и за нашу Бесс, крикнув: «Смерть Неаполю, злейшему врагу нашей
королевы!»
Софи почувствовала, что чаша ее терпения переполнена. Она
раскрыла рот, потому что из глубины ее души рвалась обличительная речь, но рука
Криспина на колене удержала ее от безумства. Софи замерла, и тут Криспин
наклонился к ней и сказал:
— Если вы еще хоть раз раскроете рот, я удостою вас
страстным, всепоглощающим, глубочайшим поцелуем, равного которому вы никогда в
жизни не испытывали.
Софи закрыла рот и сжала губы. Ей не терпелось сказать все,
что она думает о его угрозах и особенно о перспективах описанного им поцелуя.
Тем более что Софи Чампьон привыкла избегать мужских поцелуев с тако?? же
яростью, с какой она готова была избегать смерти.
Киппер переместил внимание с орешков на собственное лицо,
которое покрылось испариной, правда, не от патриотического ажиотажа, а от
дыхания белокурой красотки. Он не сомневался, что его речь удержит Криспина от
дальнейших расспросов, и победоносно взглянул на него.
Однако триумф обернулся трагедией, когда Криспин
поинтересовался:
— Ты находишься под чьим-то влиянием, Киппер. Ты должен
устроить мне встречу с этим человеком.
— Говорю тебе, я ничего не знаю, — нахмурился
Киппер. — И мне бы хотелось, чтобы ты перестал допрашивать меня, Сандал. Я
пришел сюда, чтобы избавиться от преследования леди Нортон и насладиться
приятной компанией, раз в жизни… — Он кивнул на блондинку. — А ты мне
мешаешь. У нас приятная компания англичан. — Он покосился на Софи, словно
подозревал в ней одного из неаполитанских генералов.
— Ты вчера не встречался с Дики Тоттлом? — спросил
Криспин, не поддавшись на хитрость собеседника.
— Я вообще никогда с ним не виделся, — ответил
Киппер, подцепив еще одну пригоршню орешков и отправив ее в рот, после чего
продолжил уже с набитым ртом: — С какой стати я буду проводить вечер с
мужчиной, если могу развлечься в обществе хорошенькой женщины? Вчера я весь
вечер просидел на этом самом диване точно в такой же позе.
— Ну не совсем в такой, — шепнула ему на ухо
блондинка. Она сладострастно облизнулась и потянулась к шнуровке на его
лосинах. От этого многообещающего напоминания Киппер еще сильнее выпучил глаза,
проглотил орешки и устроился поудобнее, предвкушая захватывающее путешествие по
насыщенному выпуклостями и впадинами ландшафту тела прекрасной англичанки. Он
был так поглощен этим в высшей степени патриотическим занятием, что не заметил,
как Криспин потихоньку вытащил Софи из-за стола.
Криспин чувствовал, что Софи кипела от негодования, с трудом
поспевая за ним, но не останавливался ни на миг, пока не вывел ее на улицу.
Слова Киппера натолкнули его на одну мысль, которую он хотел теперь обдумать в
спокойной тишине.
Однако Софи решила дать волю своему гневу. Ей не удалось как
следует рассмотреть обстановку Благородного собрания, когда они с Криспином
выходили, — настолько раздражена она была вызывающим, низким и наглым
поведением своего спутника. Он заставил ее замолчать, угрожал ей, оскорблял, и
она не собиралась спускать ему такой выходки. Стоило им переступить порог
патриотической ассоциации и свернуть на задний двор к стойлам, как она
вывернулась из его рук и бросила ему вызов прямо в лицо:
— Вы — чудови…
Криспин притянул ее к себе и прервал поток гневных
ругательств поцелуем.
— Я предупреждал вас о том, что это обязательно
произойдет.
Софи хотелось оттолкнуть его, убежать, растаять, провалиться
сквозь землю или хотя бы просто отвернуться. Сколько еще она будет вести себя
как последняя дура! Пора показать ему, что она достаточно сильна и
самостоятельна, чтобы обойтись без его помощи. Но вместо этого она продолжала
молча стоять и позволяла целовать себя — сначала нежно и осторожно, затем все
более настойчиво.
Когда их губы слились, Софи ощутила, как в глубине ее чрева
зародился жар, который стал быстро распространяться по всему телу до тех пор,
пока она не перестала владеть руками и ногами. Это было лучше, чем опьянение
терпким горячим вином, слаще, чем апельсиновое пирожное, и она хотела пробовать
еще и еще — что за кощунственная мысль! Софи показалось, что она растворилась в
этом поцелуе. Она почувствовала, что не может остановить себя, и издала
сладостный стон, когда языком ощутила его язык.
