— Констебль, мисс, — мрачно представился он и взял
ее под локоть. — Пройдемте со мной, мисс. Вы арестованы.
Глава 6
Констеблю пришлось тащить Софи вниз по лестнице. Она была
так ошеломлена, что не могла ни сопротивляться, ни даже вымолвить хоть слово.
Впрочем, это его вполне устраивало. Добравшись вместе с ней до площадки, где
находилась контора, констебль просунул голову в дверь и сказал:
— Я отвезу горничную в Ньюгейт для допроса.
Тучный человек отделился от группы полицейских, которые
перебирали кипы бумаг в конторе, и подошел к нему поближе.
— А она лакомый кусочек, — близоруко прищурился он
на Софи. — Почему бы нам не допросить ее прямо здесь?
При этих словах Софи сделала попытку дернуться в сторону, но
констебль лишь сильнее сжал ее руку.
— У меня приказ, — сказал он напарнику. — Мне
велено доставить всех возможных свидетелей в тюрьму для допроса. Я не хочу
неприятностей.
Толстяк не удостоил его даже взгляда. Он пожирал глазами
Софи, то и дело сладострастно облизывая губы.
— Ладно, — кивнул он наконец и стукнул себя
кулаком в живот. — Но не забудь оставить что-нибудь и для нас. Если
захочешь сам полакомиться таким великолепным блюдом и обожрешься, потом будет
худо.
Констебль усмехнулся и потащил свою пленницу вниз по
лестнице. Не успела дверь с надписью «Ричард Тоттл, эсквайр, королевский
печатник» захлопнуться, как Софи яростно процедила сквозь зубы:
— Какого черта вы себе позволяете?
— Я позволяю себе спасти вашу жизнь. — Из-под
высокой черной шляпы констебля раздался знакомый голос Криспина, однако руки ее
он не выпустил. — Дело в том, что последняя запись в приходно-расходной
книге Ричарда Тоттла свидетельствует о получении тысячи двухсот фунтов от Софи
Чампьон «за сведения». И еще, если верить тому, что говорили констебли при
обыске конторы, кто-то нашел обрывок долговой расписки на эту сумму,
подписанной вами, в кошельке Ричарда Тотгла. Я узнал, что к вам домой уже
отправлены люди, чтобы произвести арест. И если вы не хотите, чтобы вас схватил
этот очаровательный, истосковавшийся по женской ласке джентльмен, в ваших
интересах уйти отсюда тихо и быстро.
— Вы хотите сказать, что в книге Тоттла есть запись о
получении от меня денег? — переспросила Софи, внимание которой осталось
прикованным к первой части его сообщения.
— Учитывая вашу ограниченную способность делать
умозаключения самостоятельно, готов повторить, что так и есть, — ответил
Криспин, сажая ее впереди себя на лошадь.
— Учитывая ваше обыкновение игнорировать законы,
существующие в цивилизованном обществе, могу заметить, что вам бы следовало
уяснить: силой вынуждать женщину следовать за собой, сажать ее против воли на
лошадь и поминутно оскорблять недопустимо. Я требую, чтобы вы немедленно
помогли мне слезть. У меня есть своя лошадь.
— Прекрасно, — сказал Криспин и крепче обхватил ее
рукой за талию. — Оставив вашу лошадь здесь, мы подадим констеблям идею
поискать вас поблизости, и у вас будет время уехать подальше от Лондона. —
С этими словами Криспин снял дурацкую черную шляпу, которой воспользовался в
кабинете Тоттла, когда услышал шаги полицейских, спрятал ее под седло и, цокнув
языком, тронул лошадь.
— Что вы имеете в виду, говоря «уехать подальше от
Лондона»? — повернулась к нему Софи. — Как я могу быть уверена в том,
что действительно существует ордер на мой арест? Или в том, что это не вы
внесли запись в книгу Тоттла, когда осматривали его кабинет? Или в том, что это
не вы подложили ему в кошелек обрывок расписки, когда подошли к трупу в клубе?
Может быть, все это лишь ваши ухищрения, чтобы бросить на меня тень подозрения
и выиграть спор?
— Я джентльмен, — отозвался он со снисходительной
усмешкой, которая косвенно ставила под сомнение ее собственное благородное
происхождение. — И если я позволил себе разлить чернила на последнюю
страницу бухгалтерской книги Тоттла, то лишь для того, чтобы несколько
усложнить работу констеблей.
— Зачем вы это сделали? — простодушно
поинтересовалась Софи, и Криспин смутился, поскольку никогда прежде не видел
подобного выражения на ее лице.
— Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили, что я
выиграл спор нечестным путем, — ускользнул он от прямого ответа. —
Однако вам все же придется покинуть Лондон.
— Я этого не сделаю, — возразила Софи.
— Но домой по крайней мере вы согласны не возвращаться?
устало вздохнул он. — Вы можете пожить где-нибудь в другом месте?
Софи прищурилась, и едва забрезжившая в ее сознании мысль,
что, возможно, ее недруг не так уж отвратителен, мгновенно и бесследно
улетучилась.
— Надеюсь, вы не предполагаете, что я поселюсь в вашем
доме?
— Не думайте, что я соглашусь на это, — в тон ей
ответил Криспин. — Нет, я подумал о доме своего друга. Он владеет
множеством домов в Лондоне и, без сомнения, согласится приютить вас.
— У меня самой достаточно друзей, — высокомерно
отозвалась она.
— Друзей, которых вы готовы сослать на галеры за
укрывательство беглого преступника?
— Нет, — вынуждена была признаться Софи. — А
как же ваш друг?
— Когда-то я спас Лоуренсу жизнь, и он у меня в долгу.
К тому же у него богатый опыт держаться в стороне от властей и избегать с ними
конфликтов.
— У него есть свой повар? Хороший повар? —
задумчиво поинтересовалась она.
Криспин готов был уже сказать: «Разумеется, не такой
роскошный, как ваш», но передумал. Ему не хотелось, чтобы она догадалась, что
он наводил о ней справки.
— Да, лучший в городе.
— Хорошо, я согласна, — просветлела Софи. —
Но на положении пленницы я жить не собираюсь.
Криспин должен был бы вздохнуть с облегчением, но вдруг
почувствовал странную тяжесть на сердце при мысли о том, что оставит Софи
наедине с Лоуренсом. Криспин пытался убедить себя, что это вовсе не ревность, и
старался избавиться от этого ощущения, потому что уже много лет назад на
собственном опыте убедился в том, что ревность ослабляет человека. И дело не в
том, что Софи Чампьон нельзя было назвать самой неотразимой женщиной, которую
ему когда-либо приходилось видеть. И не в том, что они с Лоуренсом раньше часто
забавлялись, соблазняя подружек друг друга. И не в том, что лорд Пикеринг
считался одним из самых соблазнительных и куртуазных мужчин Англии. Криспин
тщательно проанализировал сомнения, будоражившие его сознание, и, найдя решение
проблемы, испытал огромное облегчение. Суть дела заключалась вовсе не в Софи и
не в Лоуренсе. У него пересохло во рту и сдавило грудь попросту от жажды. А то,
что его жажда усилилась многократно, когда он случайно взглянул на затылок Софи
и в глаза ему ударил сноп красных искр — отблеск ее волос в лунном
свете, — ничего не значило. Криспин где-то читал, что рубиновый блеск
вызывает у мужчин жажду.
