Притворившись, что он собирается привести угрозу в исполнение, Заиров залился безумным смехом, отчасти объяснявшим, для какой такой надобности он носит героин в кармане своего халата. Бабич шумно выпустил воздух и укоризненно покачал головой. Охранник, сунув пистолет под мышку, невозмутимо вычищал грязь из-под ногтей.
Заиров посмотрел на часы, сокрушенно цокнул языком:
– Ух ты! Заболтались мы с тобой, москвич. Пора закругляться. – Выдвинув верхний ящик письменного стола, он извлек оттуда американский десантный нож и признался: – Давненько федералам головы не отрезал, но вот, наконец, представился удобный случай. Не возражаешь? – Он возбужденно хихикнул, пробуя зазубрины, способные перепиливать не только кости, но и металл. – После стрельбы долго воняет порохом, а у меня от этого запаха аппетит портится.
– Ковер, – меланхолично напомнил охранник.
– Э, ковер!.. Его всегда заменить можно. Это тебе не голова.
– Прекрати, Ахмет, – взмолился Бабич. – Что за дикость? Неужели нельзя решить проблему цивилизованным способом?
– Мужчина не должен бояться крови, – наставительно сказал Заиров. – Верно я говорю, москвич? Ну, что молчишь?
Бондарь медленно опустился на колени, уронил сведенные вместе руки и наклонил голову. Предстояло совершить самое трудное. Вымолвить одно-единственное слово, которое никак не желало срываться с языка. И все же Бондарь переборол себя.
– Пощади, – с усилием произнес он.
* * *
Дальше все происходило легко и стремительно. Запястья Бондаря были скованы браслетами наручников, но пальцы оставались свободными, и он не забывал об этом ни на миг – с самого начала аудиенции, которую надменный чеченец решил провести в махровом халате на голое тело.
И очень хорошо, что решил. Просто замечательно.
То, что Заирову захотелось вспомнить старые добрые времена, когда он собственноручно казнил русских солдат, тоже устраивало Бондаря.
Бесшумно ступая босыми ногами по пушистому ковру, чеченец приблизился к пленнику со спины, занес нож и деловито распорядился:
– Голову подними. Разок чикну, и готово. Тебе же лучше. Не почувствуешь, как башку отрезать буду.
Бондарь повиновался, но без особого рвения. Подбородок по-прежнему прикрывал горло, что вызвало искреннее возмущение со стороны Заирова.
– Не упрямься, баран. Это же совсем не больно. Знал бы ты, скольких я ваших-х-ххх….
Крутнувшись волчком, Бондарь запустил руки под халат чеченца и стиснул теплую мошонку.
– Хххх…
Запнувшийся на последнем слоге, Заиров выронил нож, но даже не заметил этого. Все его мысли сосредоточились на ошеломляющей боли, сконцентрировавшейся между ног.
– Х-х…
– Ну ты! – бессмысленно произнес охранник, ловя непослушными руками такой же непослушный пистолет.
– Стреляй! – пискнул Бабич, вжимаясь спиной в кресло.
Бледный как полотно Заиров сделал слабую попытку освободиться от стальных пальцев, терзающих его плоть, но мышцы не повиновались. Нервы, пронизанные болью, отказывались передавать соответствующие импульсы.
Не ослабляя хватки, Бондарь уперся головой в живот Заирова и, толкая его перед собой, заставил пятиться к двери, возле которой суетился охранник. Это было странное, в чем-то даже комическое зрелище, однако присутствующим было не до смеха.
Бабич, на которого никто не обращал внимания, инстинктивно поджал согнутые в коленях ноги.
Охранник вскинул пистолет, его взмокший палец нащупал спусковой крючок, но выстрел не прозвучал. Прикрываясь живым щитом, Бондарь оставался неуязвимым для пуль. Обмирающий от шока, ничего не соображающий Заиров перебирал ногами все быстрее и быстрее, валясь спиной на растерявшегося охранника. Столкновение было неминуемо, и оно состоялось. Припечатанный к стене, парень автоматически спустил курок. Выстрел в упор был не громче хлопка в ладоши. Пуля пронзила хозяйское тело, засев внутри.
Бондарь в последний раз стиснул пальцы, услышав звук, напоминающий омерзительный хруст, с каким лопнула змеиная голова в кулаке Рината Асадуллина.
Эх, Ринат, Ринат…
Заиров еще не успел растянуться на ковре, когда сомкнутые в замок кулаки Бондаря врезались в висок охранника. Справа-налево – у-ух! Слева-направо – гах-х!
За Рината… за Аню… еще раз за Рината… еще раз за Аню…
Голова парня моталась из стороны в сторону, словно неживая. При последнем ударе из его рта полетели брызги крови, окропившие стену. Без труда завладев пистолетом, Бондарь завершил дело тремя выстрелами в упор, не сводя взгляда с округлившихся глаз врага.
– Мама, – прошептал тот.
– Ты о чужих матерях много думал?
Отшвырнув тело охранника, Бондарь аккуратно положил пистолет на пол и последовательно запер все три замка, установленные на бронированной двери. Наклонился. Поднял пистолет. Сунул его за пояс рукояткой вверх. Тщательно вытер ладони о джинсы. Вернулся на середину комнаты и нагнулся за ножом.
Наблюдавший за ним Бабич издал нечто вроде блеяния, в котором угадывалась мольба сохранить ему жизнь.
Покосившись на него, Бондарь вставил острие клинка в замочную скважину наручников. Цепь сковывала его движения, поэтому пришлось слегка повозиться. Высвободив из стальных браслетов руки, помеченные отпечатками красных полос, Бондарь бегло растер затекшие запястья и подошел к контрольному щиту.
– Что уставился, морда твоя олигархическая? Страшно?
– Я оказался тут совершенно случайно, – пролепетал Бабич. Ему хотелось немедленно вскочить с кресла и вытянуться по стойке «смирно», однако ноги не повиновались хозяину. Владелец контрольного пакета акций «Сибалюминия», чье состояние оценивалось в полтора миллиарда долларов, превратился в беспомощного паралитика, пускающего под себя прерывистые горячие струйки. – Заиров похитил меня, требовал выкуп, – мямлил он, неотрывно следя за действиями страшного человека, расправившегося с двумя вооруженными противниками с такой легкостью, словно они были не грозными чеченцами, а жалкими пигмеями. – Я страдал, я мучился…
– Считай, отмучился, – заверил его Бондарь, блокируя входы и выходы командного пункта. – Как ты недавно выразился? Проблему можно уладить цивилизованным способом?
– Вы неправильно истолковали мои слова! – страстно воскликнул Бабич. – Я просто призывал Ахмета отпустить вас на свободу, клянусь!
– Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа, – рассеянно пробормотал Бондарь, берясь за рубильник. – Любишь поэзию, магнат?
– Да! – крикнул Бабич.
– А я нет. Врут они все, поэты. Какая, на хрен, свобода, когда люки задраены? – Рванув рычаг, Бондарь прислушался к едва различимому гулу в недрах бункера, удовлетворенно кивнул и посмотрел на Бабича. – Господь мешкает с новым Всемирным потопом, но это дело поправимое, верно?
