– В порядке? – Она тупо посмотрела на окровавленное лицо мужа и вдруг издала такой пронзительный вопль, что где-то вдали залаяли потревоженные собаки.
– Жорик! Ты живой?
Жорик издал невнятный звук. Сидящая на снегу женщина принялась тормошить его.
– Живой? Скажи, ты живой, Жорик?
Свой вопрос она задала раз пять, не меньше, но отвечать пришлось Бондарю.
– Скоро очухается, – пообещал он. – Несколько дней не сможет бриться и вообще будет избегать смотреться в зеркало, но до свадьбы заживет.
«До серебряной», – добавил он про себя.
– А пить? – спросила моментально успокоившаяся женщина. – Водку пить он сможет?
Бондарь вернулся за сумкой и, навесив ее на плечо, проворчал:
– Дело нехитрое.
– Тогда я пропала.
Женщина зарыдала, уткнувшись в воротник из искусственного меха. Пальто на ней было старенькое, давно вышедшее из моды. На ногах – бесформенные сапоги неопределенного цвета. Растрепавшиеся космы то ли седые, то ли пегие от природы. Жалкое зрелище.
Подняв валявшийся на дороге вязаный берет, Бондарь отряхнул его от снега и протянул женщине со словами:
– Ничего вам не будет. Бил-то вашего мужа я.
– А злость он на мне срывать будет. В лучшем случае искалечит. – Женщина кое-как нахлобучила слетевший берет и тяжело поднялась на ноги. – Что же теперь делать, господи?
– Хотите, я ему правую руку вывихну? – учтиво предложил Бондарь. – Или даже обе сразу. Тогда он вас точно не тронет.
Вязаный берет испуганно вздрогнул:
– С ума сошли? Ох, и откуда вы только взялись на мою голову?
– Вы же сами звали на помощь. За что он вас?
– Ревнует. Всякий раз, когда из плавания возвращается, такие вот допросы устраивает. – Женщина шмыгнула носом. – С пристрастием. Специально на дачу вывозит. Чтобы, значит, без свидетелей. Пьет и молотит, молотит и пьет. Развлекается так.
– А вы? – спросил Бондарь.
– А я каюсь. Прощения прошу.
– Ну и зря.
– Не зря. – Берет уныло мотнулся из стороны в сторону.
– Значит, есть за что?
Убедившись, что муж по-прежнему находится в бессознательном состоянии, женщина подняла голову и тихо призналась:
– Жорик в море по полгода проводит, а мне каково? Молодость-то проходит.
Бондарь поморщился. Он ужасно жалел, что вмешался в семейный скандал. Не зря говорят: муж и жена – одна сатана. Хотя правильнее было бы: две сатаны.
– Давайте я помогу вам его в дом затащить, – вздохнул он, глядя на ревнивого Жорика, сделавшего первую попытку приподняться с земли. Попытка оказалась неудачной. Голова Жорика упала обратно, он захрипел.
– Я сама, – равнодушно сказала женщина. – Вы уже сделали все, что могли. Изуродовали человека. – Она наклонилась. – Передний зуб выбили. Теперь на стоматолога тратиться придется.
– Погодите, я дам денег, – смешался Бондарь, запуская руку за пазуху.
– Не надо. Все равно пропьет.
– Так спрячьте.
– Я не изверг, – вздохнула женщина. – Жорику теперь страсть как выпить захочется.
– Если выпьет – обязательно поколотит, – предупредил Бондарь, вглядываясь в мутные, но уже частично осмысленные глаза мужчины.
– Еще как, – пообещал он. – Ей – ноги повыдергаю. Тебе – башку откручу, дай срок.
– Вот видите, – сказал Бондарь женщине.
– Вижу, – подтвердила она. – Уже сколько лет подряд вижу. Все вы такие.
– Не все.
– А что тогда у тебя в сумке звякает? – презрительно спросила женщина. – Может быть, морковный сок?
– Больно, – пожаловался Жорик. – Ты мне нос свернул, падла. У меня запасной имеется, что ли?
– Простудишься, – проворковала его жена, опускаясь на колени. – Ну, вставай, горюшко мое. Идем, я тебя умою.
– Лучше водки дай.
– Нету. В город вернемся, тогда.
– Издеваешься? – спросил Жорик рыдающим голосом. – Как я в город поеду такой? Мне сначала подлечиться нужно.
– На! – Брошенная Бондарем бутылка встряла в сугроб. – Лечись. – К первой бутылке присоединилась вторая. – До посинения лечись, до чертиков.
– Ты лучше денег дай. – Плаксивый тон Жорика сменился требовательным. – На такси.
Бондарь присмотрелся к его стремительно распухающему лицу и сунул женщине купюру:
– Возьмите.
– Дешево отделался, – прокричал ему вслед Жорик.
Бондарь, успевший удалиться на несколько шагов, замер. Обернулся. С трудом разжал стиснутые зубы.
– Это ты дешево отделался, – глухо произнес он. – Больше мне на глаза не попадайся. Даже если море по колено станет, все равно мой дом десятой дорогой обходи.
– А если я к тебе с топором заявлюсь? – угрожающе спросил Жорик. Вид двух поллитровок настроил его на воинственный лад.
– Зачем же откладывать на потом то, что можно сделать сейчас? – спросил Бондарь. – Я тебе свой топор принесу. Прямо сейчас, хочешь?
Ответом было неразборчивое ворчание. Неожиданно стоящая за спиной Жорика женщина сдвинула берет набекрень и кокетливо улыбнулась. Один ее сияющий глаз был затемнен фингалом. Второй призывно подмигивал. Мало ей досталось.
И почему Бондарь не прошел мимо, зачем вмешался в чужую жизнь? Он сплюнул, зашагал прочь.
Глава 10
Оставь надежду всяк сюда входящий
Это было хуже любого кошмара, потому что происходящее не просто представлялось реальностью, оно являлось реальностью. Гала видела, слышала, осязала, отчетливо ощущала запахи. А еще ужасно боялась. Просто сходила с ума от страха.
Неудивительно. То, что происходило с Галой, не укладывалось ни в какие рамки. Ее, студентку Института туристического бизнеса, спеленутую лентами скотча, везли по городу в душном картонном ящике, словно какой-то неодушевленный предмет. Ящик опасно кренился на поворотах, и тогда его поддерживали снаружи незнакомые Гале мужчины. Их молодые голоса звучали буднично.
– Все-таки, – рассуждал один, – про активного педераста нельзя сказать, что он мачо.
– Почему? – возражал второй.
– Потому что мачо – это мужик, западающий исключительно на баб.
– А вот и нет. Мачо – это тот, кто трахает все, что шевелится.
– А что не шевелится?
– Расшевелит и все равно трахнет.
Гала, у которой все сильней затекали ноги, попыталась изменить позу, но снаружи услышали возню, пнули ящик и предупредили:
– Сиди смирно, шушера.
