Соломин отвел глаза в сторону:
— Помню. Адвокат Артемий Павлов.
— Точно так. Это условие норвежского МИДа. Да и Торн этот спокойнее будет.
Обмен
Сказать, что Артем этой новости удивился, значило ничего не сказать.
— Подождите, — остановил он консула, — вы должны знать, что это противозаконно.
— Это прагматично, — мрачно парировал тот.
Артем на мгновение ушел в себя. На такое вопиющее нарушение всех правил шли только тогда, когда ставки и впрямь были до небес.
— На кого произойдет обмен, могу я узнать?
— Нет, — покачал головой консул, — но не расстраивайтесь, мне этого тоже не сказали, — соврал норвежский дипломат.
Артем едва не присвистнул. Он уже представлял себе, каков уровень ответственности, если даже консула держат в неведении.
— Разумеется, я буду рядом со своим подзащитным в такой момент, — твердо сказал он, — но я должен прямо заявить, что вы, как лицо официальное, поступаете против законов не только нашей страны, но и своей.
Консул криво улыбнулся:
— Бросьте, Артем. Какой, к такой-сякой бабушке, не знаю, как это по-русски, закон?! О чем вы говорите?! А главное, не думаю, что ваш подзащитный будет возражать.
И оспорить это возражение было сложно.
Порт
Начало зимы выдалось на удивление теплым. Бухта Мурманского порта все никак не замерзала, а температура воздуха вот уже месяц не опускалась ниже плюс 2–3 градусов. Неприметный рыбацкий корабль «Электрод» спрятался меж гигантов: громоздкой плавбазой, зашедшей на профилактику и смену экипажа, и противолодочным крейсером «Героический», обязанным сопровождать экспедицию полковника Соломина.
В считаные минуты все разместились по местам. В каюте Ти Джея расположились три конвоира. Сам он был постоянно прикован цепью с наручником на конце к специальному металлическому кронштейну, приваренному к стене возле его койки. Цепь не позволяла арестанту отойти больше чем на полметра.
Ти Джей лежал поверх одеяла и, прикрыв глаза, прикидывался дремлющим. Он уже знал от адвоката Павлова, что произойдет обмен, однако в детали ни он, ни его адвокат посвящены не были.
— Этот обмен абсолютно незаконен, — жестко констатировал адвокат, — но не думаю, что вам есть смысл подавать протест.
Так оно и было. Пожалуй, Ти Джей был даже рад подобному повороту событий, хотя для него так и оставалось загадкой, кто же выбран на роль подходящего для данной сделки товара со стороны норвежцев. Сколько он ни ломал голову, а предположить, кто может составить ему партию в этой запутанной игре разведок, так и не сумел.
Павлов занял соседнюю каюту, но вынужден был делить ее с абсолютно бессловесным полковником из ведомства Заславского. Соломин к нему не подходил, не здоровался и не разговаривал — то ли потому, что счел отказ Артема сдать клиента свинством, то ли потому, что усмотрел предательство в том, что Артем вытащил свою девушку из застенков.
На 22 часа было назначено отплытие, а в 22.3 °Cоломин объявил совещание, на которое были обязаны явиться все, кроме арестованного Торна Джоханссона и дежурных конвоиров. Павлов участвовал в первой, открытой части.
— Итак, господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятное известие, — показал чувство юмора полковник.
Никто даже не улыбнулся.
— Нам предстоит совершить обмен одного тела на другое. Время в пути двое суток и еще чуть-чуть. Обмен произойдет в порту города Баренцбурга. Формально это российская территория.
— Да. Но только на норвежском острове, — уточнил Артем.
Кое-кто повернулся к адвокату; юридически уточнение было значимым, но Соломин сделал вид, что не слышал поправки.
— Консульские работники, представители флота и пограничной службы ожидают нас на месте. Они обеспечат проведение мероприятия. Наша задача — передать задержанного Джоханссона и принять на борт того, на кого произведем обмен.
— А кто же этот счастливчик? — вдруг влез в разговор капитан судна Виктор Бусурин, также приглашенный на совещание.
Полковник Соломин ожег его взглядом:
— Лишние вопросы прошу держать при себе! Не стану напоминать, что оторвали любопытной Варваре!
Капитан «Электрода» обиженно фыркнул в окладистую бороду и отвернулся к окошку. Его задача была вполне ясно сформулирована руководством: доставить до места назначения. И он даже пожалел, что пришел на это совещание с выпендривающимся мальчишкой-полковником.
— Дальнейшие инструкции в день прибытия. Перед заходом в гавань Баренцбурга совещание здесь же. Оповещение по громкой связи. Сейчас все гражданские свободны. Офицеров прошу остаться.
Люди потянулись к выходу, и пока из каюты выходили Павлов и Бусурин, Соломин даже отвернулся. Но как только дверь захлопнулась и можно было начинать вторую, закрытую часть, он продолжил:
— Парни, очень на вас надеюсь! Не подведите. Этот жук Джоханссон фрукт еще тот. Он мне двух оперов изуродовал при задержании. — Соломин посмотрел на начальника конвоя: — К вам отдельная просьба. Никаких поблажек. Наручников не снимать.
— Так ведь по инструкции не положено больше двух часов, — резонно возразил начальник конвоя, — руки затекут. Мне же потом и отвечать.
Соломин вздохнул.
— Я вас очень прошу. Поймите, он обманул все посты наблюдения, переоделся несколько раз. Один бился с восемью операми. Причем не очень хилыми, поверьте. Не дай бог нам его упустить!
— Ну, я не знаю, — развел руками офицер и хитро стрельнул глазами. — Можно, конечно, применить старый проверенный способ…
Соломин заинтересовался:
— Это как?
— Дать ему снотворного и отобрать все шмотки. Пусть себе дрыхнет голышом пару дней. По такому морозу никуда не сбежит.
Соломин на мгновение ушел в себя.
— Что ж, если вы берете на себя ответственность, то я сделаю вид, что ничего не знаю.
Он оглядел присутствующих офицеров. Похоже, это устраивало всех.
Опекун
Ти Джей очнулся среди ночи. Голова странно гудела, а глаза не хотели разлипаться. Он потянул руку. Цепь была отстегнута. Сел на кровати и снова повалился навзничь. Он не мог ориентироваться в ночном мраке.
«Что же это такое?!»
Он попытался восстановить события предыдущего дня и постепенно начал соображать, что предыдущего дня просто не было.
«Сколько же я спал?»
Он помнил посадку на корабль. Затем он поужинал, принял душ, сходил в туалет и лег спать. Но это было явно не вчера, а скорее позавчера. Он принялся медленно, глубоко и ровно, строго по системе йогов дышать, восстанавливая силы и сознание, но лишь спустя три или четыре минуты сумел чуть-чуть прийти в себя.
