Алек моментально подался вперед, убрал исчерканный список и положил на стол другую копию, также заверенную ученым советом, но без хамских отметок Черкасова, и указал:
— Здесь и здесь. Как ректор и как вице-президент. И хорошо бы печать приложить…
Рунге кивнул и размашисто расписался.
— Хорошо. Итак… — посмотрел, наклонившись на лист, — мило. Печаточку приложим, вы не волнуйтесь. К вечеру получите в лучшем виде.
Академик сгреб листы в папку и поднялся из-за стола.
— А за Черкасова не волнуйтесь. Я сам с ним все улажу. Смирнова издавайте. Но и мои… скромные труды… уж, само собой… не забудьте.
Старик замялся, смутился, поправил академический беретик и галстук-бабочку, тяжело поднялся из-за стола и зашагал, опираясь на массивную трость — подарок к восьмидесятилетию.
Как и подстаканник, она пригодилась. Старые суставы нуждаются в надежной опоре. Заслуженные академики тоже.
Дровосек
Артем Павлов начал утро, как обычно в не самые загруженные дни. Изучил почту, сделал с десяток необходимых звонков, проверил, как дела у стажеров, ну и, само собой, выяснил, что произошло с пропавшим двадцать лет назад Юрой Соломиным.
В целом с Юрой оказался полный порядок: долгая работа за рубежом позволила ему обрасти такими связями, коих обычно хватает до конца жизни — даже если не работать. После столь внезапно и красноречиво оборвавшейся командировки Юра все-таки попал не в дорожные регулировщики, а в самую настоящую контрразведку, причем не на самую слабую должность.
«Нет, Юра действительно — железный человек… — заулыбался Артем, — в огне не горит, в воде не тонет!»
Соломинский характер проявился в «Вышке» довольно быстро, но вот кличка приросла к нему далеко не сразу: Железный Феликс, Железный Дровосек, Матрос Железняк… а в конце концов утряслась на простом и понятном словосочетании Железный Юрик. Он и теперь наверняка оставался таким же — прямым и настырным.
«Нет, не буду первым звонить, — еще раз взвесив все обстоятельства, решил Артем, — Юрка сам должен решить, кто ему будет ко двору…»
И, напротив, с Алеком Кантаровичем все оказалось просто и понятно. В пять минут Артем нашел все его координаты и, отметив, что даже самая сонливая девушка в это время должна уже проснуться, набрал свой домашний номер.
— Артемий Андреевич? — взяла трубку домработница Катерина, — мы тут с Соней вашими плюшками балуемся… не возражаете?
— Не возражаю, — улыбнулся Артем, — только запишите сразу телефон и адрес. Это для Софии…
Катерина быстро записала все, что велели, затем у трубки оказалась Соня, и Артем не без вздохов вычеркнул из рабочего дня четверть часа жизни.
— Спасибо, Артемий Андреевич, я немедленно с ним созвонюсь, — заверяла Соня, и время все шло и шло, а Артем только слушал и время от времени соглашался:
— Да-да, это будет разумно.
— Я вообще не привыкла сидеть без работы!
— Что ж, прекрасное качество…
— Прямо сейчас и позвоню.
И никто не торопился первым оборвать этот необязательный разговор, и, странное дело, когда разговор все-таки был окончен, Артем почувствовал острый укол сожаления.
Энциклопедия
Уже через полчаса Алек вернулся на свой чердак и принялся любовно раскладывать так называемые гранки — только что отпечатанные листы, когда отдельные части книги еще не сверстаны брошюрками и есть возможность насладиться запахом типографской краски. Алек особенно любил эти моменты и требовал обязательно приносить только-только вышедший из-под печатного станка экземпляр, и часто, слишком часто, мастер или печатник забывал и это вовремя сделать.
Это была одна из основных причин, по которой Алек стремился создать собственные мощности. Он очень хотел не зависеть ни от кого: не спрашивать, что можно печатать, а что нет; не клянчить визы и разрешения, не обивать пороги кабинетов старых чудаков и чванливых дураков, а печатать, печатать на полную мощь станка.
Для этого нужно было сделать еще три-четыре удачных захода и получить необходимые деньги, и, в частности, энциклопедия, заказанная британцами, могла в этом существенно помочь. Алек мог подозревать, для чего нужна такая публикация. Открытой публикацией институты, не патентовавшие своих изобретений, фактически отказывались от многих важнейших ноу-хау ядерной энергетики — например, как изготавливать особо прочные, не боящиеся перегрева урановые стержни. Как британцы сумели это пробить, Алек не знал, он знал одно: уже первый тираж даст больше половины нужных ему денег. А там, если удачно подсуетиться и прокредитовать, то можно быстро отбить и все остальные деньги. А дальше…
Алек счастливо улыбнулся, прижал папку с планом издательства к груди, встал из-за стола и закружился по чердаку в ритме вальса — мимо стола, мимо окна, мимо двери… Он был счастлив.
Резкий толчок в дверь прервал танец и откинул Алека к шкафу, а сверху на него тут же посыпались так и не разобранные старые рукописи и прочий хлам. На пороге возник Черкасов.
Алек замер, и тут же пронзительно задребезжал его телефон.
Черкасов, тяжело ступая, прошел в центр маленькой комнаты, под неумолчную телефонную трель сел в кресло хозяина чердака, поднял и тут же опустил трубку на рычаги. Алек тряхнул головой и выскочил из оседающей на пол тучи потревоженной пыли.
— Ну, здравствуйте, ваше преподобие! — без тени улыбки поздоровался зам по режиму. — Пыль веков ворошите?
— Зд-д-дрррсссте, — дрогнувшим голосом поприветствовал его Алек: визит Черкасова не сулил ничего хорошего.
— Что такое? Заикаетесь? Может, доктора? Логопеда? Не хотите?
— Нет, — мотнул головой Алек, — не хочу.
— А проктолога?
Телефон отрывисто затрезвонил.
— Тоже нет, — поджал губы Алек и двинулся к телефону.
— А надо бы, — недобро проронил Черкасов, поднял и тут же опустил трубку на рычаги, — залезть бы тебе в задницу и выпотрошить!
Алек собрал все свои силы в комок.
— Вы о чем, Борис Васильевич? Я решительно не понимаю вас…
— Решительно? — придвинулся вперед Черкасов. — Сейчас объясню. Я тебе, как человеку, все утверждаю. Так?
— Так, — согласился Алек, хотя это было вовсе не так. Черкасов все время норовил завернуть ему как можно больше тем и публикаций.
— Вот. Правильно. Так! Сам говоришь! — Черкасов ухватил тренькнувший телефон за шнур и яростно выдернул его из розетки. — А чего же ты бежишь через мою голову к Рунге и выцыганиваешь его «добро»? Какого хера? Я тебя, Моисеич, спрашиваю?!
— Я… не Моисеич… — начал было Алек, но Черкасов грубо его прервал:
— Знаю! И не Абрамович!!! Тоже не забывай. Это ему многое позволено. Но и его время придет. Разберемся! — Черкасов погрозил огромным кулачищем куда-то в сторону Чукотки, а может быть, Кремля.
