Ему действительно была симпатична эта стройная, смуглая красавица лет двадцати пяти от роду, с копной черных как смоль волос, чуть раскосыми зелеными глазами и смеющимися ямочками на щеках.
— Какой может быть разговор?! Естественно, между крахом моей карьеры и вашим вниманием я выбираю только вас! Решено, остаюсь! Навсегда!
— Ха-ха-ха! — звонко залилась красавица за регистрационной стойкой. Она протянула ему билет и какой-то клочок бумажки: — Возьмите, Казанова. Вам пора бежать. Я не принимаю такой жертвы. Мне нужен самодостаточный молодой человек с хорошей карьерой. Так что возвращайтесь в свою Россию. Если все будет в порядке — возвращайтесь! Всегда рада вас видеть.
Девушка протянула ладошку и улыбнулась, сверкнув белоснежными сахарными зубками. Артем нежно принял ее руку и увидел, как тщательно, ноготок к ноготку, сделан ее маникюр. «А девочка и впрямь клевая!» — пронеслось в голове. Он мягко пожал ее ладонь и тут же вложил в нее свою визитку.
— Спасибо вам, покровительница авиарейсов и крылатых машин, богиня и вершительница судеб пассажиров. Я вас никогда не забуду. А если вдруг, совершенно случайно, занесет вас судьба в Москву — не лишайте меня счастья помочь и вам! Без надежной защиты вы не справитесь, — он сдвинул брови.
— Это почему же? — девушка продолжала лучисто улыбаться.
— У нас ведь медведи по улицам бегают. А я — известный укротитель косолапых. Позвоните! Прошу вас. Не пожалеете. Привет! — И он развернулся на каблуках и во всю мощь тренированного тела побежал к посту контроля безопасности и пограничникам.
Девушка все еще улыбалась и разглядывала простой кусочек картона, на котором было написано «Artem Pavlov. Lawyer». Внизу два телефона и адрес электронной почты в Интернете. Она снова улыбнулась и помахала вслед умчавшемуся парню. Смена закончилась, нужно было возвращаться в холодный Лондон.
Ну, а Артем, уже в самолете, протянув билет, вспомнил про кусочек бумаги, который получил от диковинной красавицы, по странному стечению обстоятельств работающей в аэропорту английской столицы. Достал бумажку. Прочитал: «Izabel Le Clerk» и телефон. Судя по имени, внешнему виду и фамилии девушка была родом из Полинезии. Видимо, предки перебрались в Британию, и теперь такие жемчужины украшают безликий английский генофонд.
«Это несправедливо!» — подумал Артем и решил обязательно ей позвонить при первой же возможности.
Экзотические любовные приключения для него были особенно увлекательны, и он аккуратно переписал ее данные в телефонную записную книжку, а клочок бумаги убрал в бумажник. Но перед этим украдкой провел им под носом и вдохнул чуть ощутимый тонкий аромат, задержавшийся на бумаге после прикосновения Изабель. Прикрыл глаза и замечтался, не заметив, как самолет взлетел, набрал высоту, преодолел две тысячи миль и приземлился в Шереметьеве. Миссия была выполнена успешно и без потерь. Не считая чуть сжимающегося от воспоминания о мимолетном знакомстве с Изабель Ле Клерк сердца. Ничто ведь так не обжигает сердце, как краткий миг знакомства с прекрасной девушкой и следующее за ним расставание навсегда.
В гипсе
Медянская уехала домой, а Геннадий Дмитриевич Агушин так и остался сидеть в синем больничном коридоре. И… был вознагражден.
Во-первых, зазвонил один из двух изъятых у Фадеева телефонов. На дисплее высветился номер, а затем появилась надпись «ФРОСТ». Агушин аккуратно посмотрел на часы, сделал пометку в своем блокноте и нажал кнопку «Принять вызов». Приложил трубку к уху и почти шепотом, изменив голос, ответил:
— Алло? Кто это?
— Да. Это Фрост! Митя, ты куда запропастился? Почему не отвечаешь? А?
Агушин молчал. Ему было интересно, что же такое должен был искалеченный Фадеев сытому и богатому медиаолигарху Фросту. Следователь запыхтел в трубку, провоцируя собеседника на продолжение разговора. И Корней раздраженно закричал:
— Что ты пыхтишь?! Куда ты пропал? Нас чуть не повязали всех. Твоя девка так и не появилась! Поганая организация! Дерьмо, а не концерт! И ты хочешь, чтобы я тебя взял на работу?! Никогда! Слышишь? Фадеев!
— Угу.
— Мычи не мычи, а документы все привезешь завтра же! И еще, какого хрена ты мне присылаешь всяких уродов?! Чтобы больше я не видел и не слышал этого Бессараба! Приперся качать права. Бычара хренов! Больше он тебе не поможет. Готовься, Митя, ответить за все! Сам приедешь и бумаги тащи! Все.
Фрост разъединился, и Агушин сосредоточенно потер ладоши. Выходило, что у Мити Фадеева с Фростом есть какие-то общие дела, договоренности по поводу проведения концерта. Мало того, видимо, Митя пожаловался на Корнея Львовича своей так называемой «крыше» — Ивану Бессарабскому, и тот приходил с разборками к самому Фросту.
«А теперь Бессараб пропал…»
Агушин остро жалел, что узнал об этом только сейчас. Было бы архиинтересно узнать, что же требовал у медиамагната этот шлицевский пес?
«А что, если Корней его и…»
Агушин быстро отыскал в блокноте записи по Фросту и добавил туда несколько пунктов о Бессарабе, Мите, концерте и каких-то бумагах. Выходило так, что Митя по поручению Фроста оформлял какие-то документы, но теперь он вышел из его доверия. Корней Львович не сказал, какие именно документы должен передать Митя, но Агушин мог и сам догадаться, что речь идет, скорее всего, о наследстве Иосифа Шлица. Значит, Митя Фадеев, бывший верный помощник продюсера Шлица, вместо того, чтобы помогать вдове Медянской оформлять наследство и разбираться с делами и артистами, продался за тридцать сребреников и подыгрывает конкурентам! Это еще не тянуло на преступление, но могло быть серьезным мотивом для совершения преступления.
«Ну и гадюшник…»
Во-вторых, еще одна удача: Фадеев, несмотря на серьезный ущерб для здоровья, к двум часам ночи очнулся и начал говорить, хотя и шепотом. Понятно, что Геннадий Дмитриевич появился перед ним почти моментально.
— Здравствуйте, Дмитрий! Как здоровье?
— Плохо.
— Ну, ничего, ничего. Поправитесь. Вы же не женаты?
— Был. Уже нет.
— Вот. До свадьбы, значит, заживет. У меня к вам очень много вопросов, господин Фадеев. Кстати, а вы сами, добровольно ничего не хотите мне сказать?
Было видно, что Митя напрягся.
— Да, хочу. Я знаю, кто убил Шлица.
Агушин собрался в комок. Нет, он не был столь прост, чтобы сразу всему поверить, но это было первое показание, которое стоило хоть чего-нибудь!
— Вот как? Хотите сделать заявление? Тогда я слушаю, Дмитрий.
— Мне кажется, что это сделал… это сделал…
— Кто? Ну? — Агушин придвинулся совсем вплотную к висящему на растяжках Фадееву и нетерпеливо постучал по гипсу на ноге. Митя тяжело сглотнул и повернулся к следователю:
— Попить дайте… пожалуйста…
Агушин пошарил на тумбочке свободной рукой, схватил бутылку минеральной воды и протянул Мите. Но больной не мог ее держать самостоятельно, и пришлось Геннадию Дмитриевичу сыграть роль няньки и напоить из собственных рук калеку-директора. Напившись, тот закрыл глаза и мерно засопел. Агушин разозлился и слегка тряхнул свидетеля:
