Агушин торжественно и бережно опустил на середину стола звякнувший металлический предмет:
— Это орудие убийства продюсера Иосифа Шлица. Пистолет системы «ТТ».
Фуфло
Молчание было полным, но недолгим, и уже через мгновение сменилось восторженными возгласами.
— Вот это да!
— Ай да Агушин!
— Молодца стажер! — загалдели сотрудники.
Теперь находку, невзирая на продолжающую разноситься по кабинету вонь, аккуратно по очереди разглядывали все. Даже Моджис не удержался и повертел пистолет в руках, затем брезгливо оттерев их платком.
Агушин торжествующе осмотрел гудящих и обсуждающих его везение следователей и вновь возбужденно обратился к ним:
— Кстати, коллеги, чуть было не забыл! Наша дружная реакция на этот вонючий вещдок напомнила мне еще одно важное обстоятельство…
Все напряженно замерли. Теперь, когда Агушин нашел важнейшую улику — пистолет, практически все еще раз поверили в его счастливую звезду и удачу.
— Так вот, старухи-соседки, нашедшие труп, сказали, что он был еще жив и даже говорил с ними.
Следователи возбужденно зашумели:
— Вот те раз!
— Что сказал-то?
— Прямо сказка!
— Может, он и убийцу своего назвал? Адрес, имя? — Моджис попытался поддеть этого не в меру напыщенного Агушина. Но тот отреагировал на последнее замечание спокойно:
— Именно! Да, Рональд Рональдович. Как это ни странно, но он именно назвал своего убийцу!
Агушин торжествовал, а коллеги восхищенно и завистливо глядели на стремительно восходящую звезду Геннадия Дмитриевича.
— Итак, по показаниям свидетельниц Волковой и Новиковой… — он полистал протокол и, отыскав нужное место, зачитал его вслух: — Так, а вот… «Шлиц на вопрос, кто его убил, ответил фразой, которая звучала следующим образом»… — Агушин сложил губы трубочкой, затем растянул их, пытаясь передать точнее эти звуки: — Фффу-уф… Фффы… Фффа… оффф. Вот так описали этот ответ очевидцы. — Агушин вытер рукой забрызганный усердием рот и вопросительно оглядел притихших сотрудников:
— Какие идеи?
Следователи молчали. И только Рональд Моджис нашелся, что сказать:
— Что ж, плодотворно.
Он встал и, прищурившись, посмотрел на Агушина:
— Только предсмертные стоны выдавать за рабочую версию, на мой взгляд, нелепость!
В кабинете повисла тишина. Их противостояние не было секретом ни для кого в комитете. Все ждали, чем же закончится этот разговор.
— Даже так? — поднял брови Агушин.
— Да уж, — развел руками Моджис, — извините, Геннадий Дмитриевич, но из сказанного свидетелями мне приходит на ум только одна ассоциация. Надеюсь, вы не обидитесь? — Он вопросительно и хитро глянул на Агушина. Тот пожал плечами: дескать, мне все равно.
— Так вот, все эти «эф», «уф», «фу» и «оф» складываются в одно хорошо известное всем нам слово, как нельзя более подходящее для характеристики этих «свидетельских» показаний. И название им — ФУФЛО!
Корней
Современное отечественное телевидение немыслимо без целого ряда фамилий известных ответственных лиц, приложивших руку к тому, что мы ежедневно потребляем внутрь. Среди них без труда можно опознать: основателей, создателей, строителей, инвесторов, душителей, гонителей, цензоров, производителей и, наконец, хозяев. В разное время во всех этих ипостасях с той или иной долей успеха побывал Корней Львович Фрост. Корней, безусловно, был талантлив и одарен от рождения, однако искренне считал, что талант его не смог раскрыться до конца в условиях современной России. Поэтому тайной мечтой телеолигарха оставался проект приобретения или создания какого-нибудь западного телеканала. Он даже попробовал пару лет назад состязаться в покупке суперпопулярного музыкально-развлекательного американского канала МТВ. Но проиграл более богатому и ловкому губернатору Камчатки. В последний год все усилия Фрост, прозванный из-за столь странной фамилии, гигантского телосложения и некоторых черт характера Холодильником, сосредоточил на строительстве «Медиасити».
Этот проект родился сперва в голове, а затем и на бумаге Иосифа Шлица. Понимая, что подобный гигантский проект в области телевещания в одиночку не осилить, Шлиц сделал ставку на сильнейшего в этой сфере. Помимо высокого роста и профессионализма Корней Фрост отличался колоссальным влиянием на нового Президента. Именно поэтому многие вопросы он решал, едва снимая телефонную трубку.
Завистливые наблюдатели кусали до крови губы и не переставали сплетничать, высчитывая, когда же рухнет странный тандем и кто первым кинет партнера. Но вопреки их мрачным прогнозам и несмотря на полное отсутствие доверия между Фростом и Шлицем, дело двигалось. По самым скромным подсчетам вездесущего «Форбса», уже к началу текущего года 5000 гектаров земли, выделенной для возведения нового вещательного и производственного центра, и появившиеся из-под земли остовы будущих телестанций и медиацентров оценивались в 3–4 миллиарда долларов. Условия сделки держались в строжайшей тайне, а акционерные отношения были замаскированы тройной прокладкой из гибралтарских, кипрских и багамских офшорных компаний. Лишь Фрост и Шлиц знали, что, к глубочайшему сожалению Корнея Львовича, ему пришлось довольствоваться какими-то жалкими сорока девятью процентами. В то время как Шлиц обладал пятьюдесятью одним.
Это однопроцентное неравенство служило постоянным фактором раздражения для телемагната Фроста. И вдруг владельца контрольного пакета акций не стало; он был устранен, а Корней мерил огромными шагами свой кабинет в Останкине. В голову лезли самые разные идеи, но все они, как ни странно, сводились к тому, как быстро и незаметно переоформить оставшиеся после гибели продюсера акции на свои подконтрольные компании. По поводу адвокатов, отвечавших за проведение юридических формальностей в этом глобальном проекте, Фрост даже не напрягался. Он давно прикормил исполнителей Шлица, чтобы те снабжали его информацией. Сейчас нужно было только повысить им ставки и взять к себе на работу. Хоть они и были прожорливы, но обладали достаточной квалификацией по работе с офшорами и никогда лишнего не болтали. По крайней мере, бесплатно.
Задумавшись над судьбой «Медиасити», Корней вдруг осознал, что может прибрать к рукам и остальные проекты убитого Шлица. От такой идеи закружилась голова и пересохло во рту. Помешать могли только два человека: Виктория Медянская, которой, очевидно, сейчас было вовсе не до бизнеса мужа, и Митя Фадеев, правая и одновременно левая рука Иосифа, его карман, кошелек, слуга и ответственный исполнитель. Так называемую «крышу» в лице одиозного цыганского вора-барона Ивана Бессарабского Корней в расчет не принимал. Его «красная крыша» при желании могла в момент разобрать жизнь Бессараба на многочисленные статьи Уголовного кодекса и избавить его от необходимости платить за квартиру и еду на ближайшие лет десять-пятнадцать.
