— Виктория Вячеславна… — начал было Саныч, но Медянская стукнула по чайному столику ладонью:
— Ста-нис-ла-вов-на! Выучите хотя бы отчество того, кого, как вы говорите, защищаете. Защитнички!
— Напрасно вы так, Виктория. Мы же, правда, вам хотим помочь.
— Ой! А вы меня спросили? Нужна ли мне ваша помощь? Нет! Вы кого ловите? Тени под деревьями? Да это, если хотите знать, вообще не злоумышленник никакой!
Оперативники дружно переглянулись и привстали в креслах:
— А кто же?
— Это… если хотите знать… муж мой! Иосиф Давыдович Шлиц. Он вернулся, чтобы защитить меня и рассчитаться за свою гибель! И никакие защитники мне не нужны! Он всегда со мной. Был, есть и будет!
Боль
Митя падал и падал. И пропасти не было конца. Только далекий знакомый голос его спрашивал:
— Что же ты наделал? Как тебя угораздило?
Фадеев открыл глаза. От яркого света нестерпимо резало мозг. Он попытался открыть глаза еще раз, и снова вспышка ослепила его. А голос звучал все настойчивее:
— Эх ты, Митя! Бедолага. Что же ты натворил!
— Кк-к-кт-т-то тт-т-ты? — захрипел Митя.
Все болело, но голова — более всего, от света. Митя попробовал прикрыть ладонью глаза и не смог. Руки не слушались. Он попытался перевернуться на бок, чтобы спрятаться от яркого луча и странного голоса, но и этого не смог. Ни ноги, ни тело ему не подчинялись. Он застонал, но даже стон из него не выходил, только сипение и тяжелый хрип. Чья-то рука легла на лицо.
— Фадеев, как вы себя чувствуете?
Незнакомый голос заставил Митю снова разлепить глаза. Призрачный белый силуэт, и рядом еще один, поменьше. Контуры все более определялись, и он разглядел мужчину в белом халате и смешной шапочке. Он показался ему знакомым. Рядом еще более знакомое лицо женщины в таком же халате, но без головного убора. Откуда он их знает? Ах да! Это же вдова Иосифа Шлица.
— В-в-в-вик-к-кто-о-о-ри-и-ия… — выдавил Митя и замолчал.
Не было сил даже назвать ее по отчеству. А кто же этот знакомый мужчина? И что же произошло с ним самим? Попытался вспомнить — не вышло. Только бешеный бег, тень без лица, падение, полет. А теперь осталась только боль. Каждая клетка организма вопила одно-единственное слово: «БОЛЬНО!!!» Митя заплакал.
— Дмитрий! — произнес мужчина. — Вы меня слышите? Вы в больнице. Все в порядке. Не бойтесь. Вас никто не тронет. Вы можете рассказать, что произошло?
Митя всхлипнул и едва-едва пошевелил головой вправо и влево.
— Не можете, — безжалостно констатировал голос.
— Митенька, милый, ну что же с тобой? Кто тебя так? — Медянская, кажется, тоже всхлипнула.
— Виктория Станиславовна! Не мешайте! Вы же видите, идет следственное действие. Я пытаюсь разобраться по горячим следам. А если он… того… не сможет вообще потом ничего сказать? Не лезьте со своими причитаниями. Не время!
— Геннадий Дмитриевич, между прочим, это я вас позвала. Я пришла к нему в больницу. И я за ним ухаживаю.
— Хорошо. Вы. Я не спорю. Но как только я пришел — то все! Теперь я здесь решаю. Понятно?
Теперь Митина голова раскалывалась не только от света, но и от голосов, он попытался попросить не кричать так… и провалился в небытие.
Телефон
Агушин был в замешательстве. Уже поздно вечером приехавшие оперативники сидели перед ним и наперебой рассказывали, как практически схватили странного человека, сидевшего под окнами Медянской. И Геннадий Дмитриевич слушал, записывал все в рабочий блокнот, но… не понимал. А подобранный на месте схватки мобильный телефон лежал прямо перед ним — вот он.
— Значит, думаете, это его телефон?
— Его!
— Его. Точно!
— Ну-ну. Давайте-ка глянем, что там за телефоны.
Агушин сдвинул панель и нажал повтор последних набранных номеров. Перенес аккуратно в блокнот высветившиеся номера. И нажал на зеленую кнопку.
В трубке зазвучал голос неутешной вдовы Медянской:
— Алло! Ты в порядке? Тебе не причинили вреда? Молчи. Ничего не говори. Они наверняка уже нас слушают. Спасибо тебе! Я тебя целую! И по-прежнему люблю! Все, прощай! Береги себя. — Звонок прервался гудками.
Агушин так и остался сидеть с открытым ртом. Коллеги не слышали всего разговора. Но, судя по лицу их шефа, он только что пообщался с привидением.
— Ну что там, шеф? — не выдержал один из оперативников.
Агушин потрясенно сглотнул.
— Ой, чувствую, что рано мы эту безутешную вдову отпустили.
— Так что? Слетать за ней? Мы с Санычем сейчас быстренько туда и обратно! — как по команде вскочили оперативники перед Агушиным.
Тот отшатнулся от неожиданного порыва своих коллег:
— Нет-нет! Ни в коем случае! Пусть гуляет. Наоборот! Ни в коем случае к ней не приближайтесь. Следить за ней надо. Но не трогать. О каждом шаге мне докладывать. Ясно вам?
— Понятно, Геннадий Дмитрич…
Оперативники заметно погрустнели. Им очень хотелось реабилитироваться и задержать хоть кого-то. Если уж не удалось поймать подозреваемого, который так ловко вывернулся из устроенной ими засады, то хотя бы схватить того, кто видел их позор. Следить, фиксировать все контакты и анализировать их было гораздо сложнее, чем традиционно «тащить и не пущать».
— Все! Идите, — отрезал Агушин, — наблюдение не снимать. Докладывать постоянно лично мне. Свободны!
Опера закряхтели и потопали восвояси. А Геннадий Дмитриевич потрясенно покачал головой и принялся в который раз раскладывать пасьянс из своих записок. Отыскав листок, на котором красовалось имя Виктории Медянской, он вновь обвел его жирной красной линией и поставил три знака вопроса. Агушин вздохнул и принялся грызть красный маркер. Курить хотелось просто ужасно. Дожевав до чернильного стержня, следователь поморщился и выплюнул расплющенный зубами пластиковый колпачок. Швырнул очередной испорченный фломастер, нажал кнопку селектора на столе и позвал героически задержавшуюся на работе ради шефа секретаршу. А когда она появилась на пороге, насупил брови и строго приказал:
— Срочно принеси пачку новых маркеров. И еще… разыщи мне кассету с фильмом… — он заглянул в свой рабочий блокнот. — Ага, «По семейным обстоятельствам». Все. Действуй!
Но было и еще кое-что — потерявший телефон Неизвестный. И здесь Агушин мог лишь развести руками.
Муж
Агушин примчался сразу после звонка Виктории и сообщения о том, что Митя Фадеев в тяжелом состоянии доставлен в Институт скорой помощи. Митя был в плачевном состоянии. Обе ноги переломаны, причем правая в двух местах с открытым переломом. Руки тоже сломаны. А нашли его рано утром в строительном котловане, на ремонтируемой трассе. Сейчас Агушин безуспешно пытался выяснить три вещи: как покалечился Фадеев, почему сгорел клуб «Гоголефф» и не причастен ли к этому исчезнувший Бессараб. Ни на один из вопросов несчастный гендиректор ответить не мог. Оставалось лишь одно — поговорить с Медянской.
