— Пешком, что ли, топать? — лениво начал Роман, на самом деле просчитывая возможные варианты разговора. Он любил заранее формулировать решение, которым должен закончиться разговор.
— Это же в двух шагах на бульваре! — Фрост, видимо, уже такой результат сформулировал и теперь неуклонно шел к нему через раздумья и сопротивление Ротмана.
— А этого… не будем звать?
Оба магната, не сговариваясь, обернулись на Гарика, что в одиночестве топтался возле своего «Феррари». Владелец элитного клуба не мог даже на похороны выбрать машину поскромнее. Правда, скромность и Гарик были понятия несовместимые, так что, поймав на себе взгляды магнатов, Гарик тут же помахал им рукой, готовый присоединиться по первому требованию.
Ротман и Фрост напряглись. Прежде Гарик — пусть и не слишком скромный — не проявлял такой назойливости. Но загадка разрешилась очень быстро, едва Ротман повнимательнее проследил за взглядом и направлением жестов Бестоффа. Чуть в стороне за Фростом и Ротманом жался Леня Булавкин. Сопровождавшие его кремлевские посланцы, видимо, уехали, и теперь Ленчик, как его звали коллеги, жестикулировал Гарику, который уже шел на сближение. Он, так же не замечая и не переводя взгляда, проследовал мимо коллег прямиком в объятия маленького модельера. Они обнялись — чересчур нежно, пожалуй, — и, что-то шепча друг другу, погрузились в машину Булавкина.
— А зачем его звать?! Пошли. — Ротман дернул за рукав Фроста, не могущего отвести взгляда от уезжавшего автомобиля, и тот очнулся и кивнул:
— Да. Им без нас хорошо. Идем.
— Иду. Ты лучше скажи, тебе не показалось… — Ротман посмотрел на Фроста, и тот тут же встретил его ответным взглядом:
— И тебе тоже? Это то, что я думаю? Правильно?
Фрост ловил каждое движение Ротмана, который заговорил первым о том, что обоим показалось странным и подозрительным. Роман опустил глаза и кивнул:
— Слушай, стыдно признаться… но я даже подойти не мог. Ну, не он это… тот, что в гробу лежал… Какая-то кукла фарфоровая…
— Да. Мне тоже так показалось. Знаешь историю про Брюса Ли?
— Это когда его вроде убили, а он там воскрес, типа?
— Ну, почти. Только там во время похорон вроде как откололся кусочек от пальца. И видно было, что это фарфоровая статуя, а не человек. Вот так-то. До сих пор никто ничего не знает.
— А Элвис? Элвис Пресли тоже вроде как жив? — Роман явно пытался убедить себя и Фроста в правильности своей догадки. Но Фрост вдруг захохотал:
— Ой! Уморил! Ромка! Ты чего? Рюхнулся совсем? Брось свою охоту за привидениями! Лучше давай решим, как нам бабки поделить. А то пока ты там занимаешься своей парапсихологией, бизнес загнется.
Фрост подтолкнул коллегу вперед и, широко улыбаясь, пошел сзади. Так они и побрели пешком через мост в сопровождении своих теней-охранников. Те недобро косились друг на друга. Службам безопасности было хорошо известно, кто из их хозяев и сколько раз пытался заказать друг друга. Победителей пока не было. Был лишь один проигравший — Иосиф Давыдович Шлиц. Но ни внимательные суровые охранники, ни Фрост, ни Ротман не заметили, как пара внимательных глаз следила за их движением. Наблюдатель остался незамеченным.
Видение
На Ваганьковское кладбище поехали только свои, не более десятка человек, но чувство, что за ней кто-то пристально наблюдает, уже не оставляло Викторию — даже здесь. Ей все время казалось, что вот-вот появится ее Ося — живой и невредимый, — а этот кошмар закончится. Даже тело его, обряженное в прекрасный итальянский костюм, казалось чужим и ненастоящим — вроде хорошей восковой копии, которую однажды подарили Иосифу его коллеги и подчиненные, заказав подобный шедевр у лучших английских мастеров — из тех, что творили для Музея мадам Тюссо.
Виктория пыталась вспомнить, где находится эта копия, и не смогла. Вроде Иосиф отвез ее на дачу.
«Или же оставил в старом гараже?»
Она точно не помнила. В этом доме вообще всем и всегда занимался сам Шлиц, щедро предоставляя жене одну-единственную заботу — траты.
А когда она уже уходила с Ваганьковского кладбища, ее окликнули. Виктория обернулась. За листвой деревьев стоял человек, и он смотрел на нее. Медянская откинула с лица вуаль, чтобы лучше рассмотреть до боли знакомую фигуру, но, пока она поправляла шляпку и волосы, тень исчезла.
Виктория закрыла ладонью глаза и потерла виски. Переутомление сказывалось все так же, и становилось все сильнее.
«Я выдержу, Ося! Я все это выдержу! Обещаю…»
Долги
— Рома, пойми ты, наконец! Нам делить нечего.
— О-о! Я бы так не сказал, Корней Львович.
Ротман потягивал морковный сок со сливками — новомодный диетический коктейль, который якобы помогает пищеварению. Серьезно поизносившись к пятидесяти годам, Роман, как и многие его коллеги из шоу-бизнеса, вспомнил о здоровье. Ну а Фрост вообще сидел на так называемой зеленой диете. Смысл ее состоял в том, чтобы есть только все зеленое. Сейчас он жевал пучок петрушки и запивал зеленым соком киви. Нажив многие миллионы, магнаты не могли себе даже позволить ту еду, которую им так хотелось. Приходилось с кислым видом отказываться и произносить длинные монологи о пользе диет, голодания и раздельного питания. Ротману более всего на свете мечталось заглотить кусок сала и запить холодной водкой. Фрост мечтал о том же, но в обратном порядке.
— Погоди, Рома. Погоди. Ты торопишься с выводами. Давай разберемся, что нам мешает разделить активы Шлица. Явно не твои подозрения, что он жив и здоров. А вместо себя похоронил восковую фигуру.
— Я ничего не исключаю и ничего не утверждаю! Не хочешь — не верь.
— Ладно, проехали. Так кто же нам мешает? Или что?
— Ха. Понятно что! Твоя жадность, дорогой Корнюша!
— Нее-ет! — Фрост сморщился и брезгливо затряс копной волос. — Ты все неправильно видишь, Рома! То у тебя призраки по пятам бегут, то доллары глаза застят. Какая жадность? Я каждую заработанную копейку вкладываю обратно в индустрию. У меня весь доход от телеканала, газет, фильмов уходит полностью на стройку.
— Интересно у тебя получается, Корней! По-твоему, Шлиц, что же, не вкладывал? — Роман отставил стакан и захрустел сухариком.
— Это еще надо смотреть, — уклонился Фрост. — Наверное, что-то вкладывал, но его инвестиции ничтожны. Я — основной инвестор «Медиасити». Вот ты же опекаешь свою станцию?
— Естественно! Неужели ты будешь мне подкидывать бабла? Я сам кручусь, как слуга трех господ. С одной стороны, государство жмет: лицензии, разрешения, налоги, проверки, политическая разнарядка, выборы. Всякая хрень! А мне же семью надо кормить…
— У тебя их, кажется, целых три? — продемонстрировал осведомленность Фрост.
Ротман скривился:
— Ой-ой-ой! Какой борец за нравственность отыскался! Ты меня, Корнюша, не стыди! Я этого, знаешь, не люблю. Все мои, и все на мне. Ни от кого не отказываюсь.
