Подлог
Колтунов педантично исполнял все указания начальника отдела по борьбе с оргпреступностью города. Потянул за ручку ящика, указал пальцем на лежащий там конверт…
– Хорошо. Вытаскивайте.
Колтунов вытянул конверт. Руки дрожали. Пот от напряжения лил ручьем. Он был совсем не рад, что втянулся в эту милицейскую игру, и успокаивал себя лишь тем, что все должно быстро кончиться. А тем временем в дверях кабинет появились еще две телекамеры.
– Куда? – загородил путь стоящий в дверях спецназовец, но Брагин сделал разрешающий жест: – Это телестудия ГУВД и НТВ «Криминал», пусть снимают. Заходите, парни.
Колтунов опустил голову. Попадать в один кадр с Павловым не хотелось. И только полковник Брагин чувствовал себя полным победителем и теперь отыгрывался за все.
– Вот как низко падают великие адвокаты! – сделал он широкий жест. – По телику учат нас жить, а сами элементарно суют бабки судье. Нет других аргументов – идут на преступление. Ну что, достали?
Дмитрий Владимирович стыдливо продемонстрировал плотный заклеенный конверт. Оперативники специально его заклеили, чтобы ничего не пропало.
Обычный белый конверт, каких тысячи и даже миллионы. Пожалуй, даже у них в суде пользуются именно такими. Тем лучше! Проще будет доказать, что Павлов имел возможность такой конверт приобрести.
– Внимание! – Брагин приподнял руки, словно хирург перед непростой, но в общем-то привычной операцией. – Кладите конверт на стол. Так! Снимайте, снимайте! Павлов, не подскажете, что в конверте?
Адвокат мотнул головой:
– Понятия не имею! Я его туда не клал и вообще не видел!
Брагин презрительно усмехнулся:
– Ну, конечно! Все так говорят! Значит, не хотите признаваться. А ведь еще можно добровольно, с чистосердечным…
Павлов молчал.
– А? Не хотите? Ну, ваше дело. Вскрывайте, Дмитрий Владимирович!
Колтунов дрожащими руками взял со стола костяной нож для бумаг и подцепил край конверта. Медленно разрезал конверт. Залез рукой внутрь и вытянул сверток из бумаги. Выложил на стол.
В кабинете мгновенно повисла тишина. Все напряженно смотрели на сверток, но сказать наверняка, что там, в свертке, не взялся бы никто.
– Давай, давай! – занервничал Брагин. – Разворачивайте!
Судья протянул сверток полковнику:
– Можете сами? Я не могу. Руки что-то не слушаются.
Брагин вырвал сверток и стал его разворачивать. Раз, два, три.
Развернул. В бумаге была еще бумага, а в ней еще бумага. И лишь тогда все увидели содержимое – опять-таки бумагу, сложенную втрое.
Точнее, несколько листов.
Полковник осторожно развернул и, явно понимая, что ситуация уже вне его контроля, принялся читать:
– Городской суд, судье Колтунову. От адвоката Павлова Артемия Андреевича. По делу номер… Ходатайство?!
Брагин поднял на Колтунова глаза, и были они растерянны и злы.
– Это ходатайство!
Колтунов растерянно моргнул, а Брагин яростно оглядел комнату и вдруг словно что-то понял.
– Где секретарша?! А? – заорал он.
– Я ее отпустил. Пораньше. Ей же плохо стало… – начал говорить Колтунов и умолк. Он уже догадывался, из-за чего так перенервничала секретарша.
– Ох и му… – начал Брагин и осекся.
А только что сидевший выпрямившись, как перед смертью, Павлов издал смешок, а затем схватился за живот и начал безудержно хохотать. И чем громче он смеялся, тем сильнее вытягивались лица всех, кто уже приготовился вынести адвокату окончательный профессиональный приговор.
– Полковник, знаете, как это называется в криминологии? – отсмеявшись, поинтересовался Павлов. – Попытка с негодными средствами! Почитайте на досуге учебники… вам будет полезно.
Лицо Брагина почернело от ярости, а в дверь уже протискивался через телевизионщиков прокурор Джунгаров.
– Ну-ка, дайте пройти! Что тут происходит? Кто объяснит?
Павлов приветливо махнул рукой:
– Позвольте мне! Сотрудники отдела по борьбе с оргпреступностью получили сообщение, что здесь собрались эксплуататоры и задумали новое преступление против рабочего класса. Но информация оказалась ложной!
Адвокат повернулся к оперативникам:
– Ошибочка вышла, граждане милиционеры! А если есть желание… – он потряс перед слушателями своим смартфоном с подмигивающей надписью «record», – можем просмотреть этот сюжет в лицах. Со звуком! Начиная со вчерашнего разговора! Что скажете, Дмитрий Владимирович?
Колтунов схватился за сердце и пошатнулся.
Доверие
Пожалуй, вплоть до этого момента Алена не верила никому. Однако, едва дело ее мужа было отправлено на доследование, по меньшей мере один человек, достойный доверия, у нее появился. Тогда она и пригласила к себе Павлова, и, странное дело, Артем Андреевич оказался вовсе не таким занудой, как она думала.
– А Джунгаров стоит и ничего не понимает, – беззаботно улыбаясь, рассказывал адвокат, как его пытались уличить в даче взятки, – стоит посреди кабинета и хлопает глазами! «В чем дело? В чем дело?» – Он изобразил Джунгарова так похоже – нахмуренные брови, застегнутый на все пуговицы пиджак, руки сложены на животе, что Алена захлебнулась от смеха.
Она сидела в плетеном кресле, поджав под себя ноги. Футболка, брючки-бриджи, загорелые холеные руки, плечи, ноги. Открытое классическое лицо. Легкий теплый ветерок, залетевший на веранду, гладил ей лицо и волосы… Алена знала, что она хороша, об этом говорили глаза Павлова.
– Короче, обделались они по полной! – грубовато высмеял врага Артемий Андреевич, и это тоже было правильно. Ибо кто будет возить Колтуновых и Джунгаровых по асфальту, если не тот, кто привык побеждать?…
Павлову здесь, на ее даче, явно нравилось все. Во всем чувствовалась ее заботливая рука истинной хозяйки. Алена сама сделала наброски интерьера, корректировала планы архитектора и даже научила кое-чему строителей. Игорь Петрович давно воспринимал ее многогранные таланты как должное, а вот Павлов удивлялся и удивлялся – каждый раз.
А потом они перешли на разговор об искусстве, обсудили импрессионистов и раннее творчество Родена и с обоюдным восторгом погрузились в воспоминания о любимых Париже, Версале, Фонтенбло и Барбизоне. А потом упала ночь, с ней пришли прохлада и чувство одиночества, и Алена сказала то, о чем не прекращала думать – даже когда хохотала над пародийным изображением Джунгарова. И даже когда спорила о Родене.
– Артем, у меня беда – с удочерением. Я не знаю, что делать. Вы поможете?
