Бухгалтерия
Кротов судорожно сгребал бумажки в портфель. Пот капал с его рыхлого лица, а он все не мог справиться с документами. Судья потеряла терпение:
– Послушайте, господин адвокат! Может, вам дать время разобраться в своей… бухгалтерии?! – Она ехидно хмыкнула. – Вы готовы сформулировать?
– Да-да! Готов! Готов. Вот у меня здесь. Где-то. А! Вот! – Кротов победно выдернул из вороха бумаг листок с длинным отпечатанным перечнем: – Вот список всего имущества трагически погибшей Алены Игоревны. Поверьте, мне так же тяжело, как и близким! Поверьте! Но воля моего доверителя основана на законе. И, поверьте, если бы она не была законной, то я не стал бы даже обращаться в суд. Поверьте!
Последнее слово он произнес совсем уже неуверенно. Ведь общеизвестно, что если человек без конца твердит «поверьте, поверьте», то либо он мошенник, либо крайне неуверенная в себе и правоте своего дела личность.
Выглядел он жалко и противно. Даже судья Данильченко, которая, по информации источников Павлова, тоже могла быть «промотивирована» на нужное решение, и то скривилась, передернулась, словно наступила на жабу. Она снова спросила Толю:
– Все же поясните, адвокат Кротов, вы что предлагаете? Вернуть все имущество? Так я вас поняла?
– Да, ваша честь! Других вариантов нет. Мой доверитель настаивает на таком решении. И поверьте…
Лада, прерывая новую тираду, подняла руку:
– Верим, верим! Не корысти ради, а токмо волею пославшего вас доверителя, – передразнила она адвоката, повторив известное заклинание из бессмертного романа «Двенадцать стульев».
Артем улыбнулся. Он оценил ее эрудированность и точность ответа на стенания Толи. Тот молча утирал пот, заливающий его глаза, рот и воротничок рубахи, который даже не застегивался на его короткой мощной шее. Судья кивнула Павлову – мол, что скажете? Он встал, поправил пиджак и заложил руки за спину. Так было удобнее отвечать человеку, которому не хотелось бы подавать руки.
– Требования истца нам понятны. Исполняя указания моего клиента, – он подчеркнул слово «клиент», противопоставив его Толиному «доверителю», – я постараюсь доказать, что имущество, находящееся у моего клиента, принадлежит ему на абсолютно законных основаниях. Предложение истцов не содержит никакого намека на компромисс и является скорее ультиматумом, а не мировым соглашением. С таких предложений не начинают мирные переговоры. Такими ультиматумами начинают войну или судебную тяжбу. Мы готовы на мировую, но при условии раздела совместно нажитого имущества.
– Ха! Какое «совместно нажитое»?! Откуда?! Кто он и кто она?!
Толя, разгорячившись, замахал руками, показывая размеры и масштабы значимости Алены и Игоря Петровича. Он так сильно махнул рукой, что пот с его ладони брызнул судье в лицо. Лада непроизвольно сжалась и зажмурилась. Затем тряхнула головой и брезгливо стала стирать рукой жирные едкие капли:
– Аккуратнее в движениях! Адвокат!
Но Толя уже продолжал свою речь:
– Никакого совместного имущества нет. Он всегда был чиновником. Жил на зарплату и за счет жены-предпринимательницы. Все оформлено на Алену Игоревну. Он же – нищий. Плюс ко всему еще и уголовник. Да-да! Преступник! Я могу так сказать теперь! Ведь презумпция невиновности существует до тех пор, пока суд не доказал обратное. Ну, вы меня понимаете?! Так вот, поверьте, если бы я защищал Лущенко, то тоже, как мой дорогой коллега Павлов, настаивал бы на его невиновности. Но, ваша честь! Ведь мы знаем решение суда! Так ведь?! Он – преступник! Ну и что же, что он на свободе?! Неважно! Он осужден! Я всегда…
Судья решила прервать речовку и ударила молотком по столу. От неожиданности Толя плюхнулся на стул и втянул голову. Его воротничок уже перестал впитывать льющийся пот и просто набухал, грозя взорваться, как грелка с водой.
– Стойте! Вы увлеклись. Мы не обсуждаем уголовное дело мэра. Бывшего мэра… – судья поправилась. – Мы даже не перешли к сути исковых требований. У нас сегодня со-бе-се-до-ва-ни-е. Понятно, стороны?
Оба адвоката кивнули.
– Так вот. Если стороны не готовы закончить дело миром, то дело будет слушаться в городском суде при участии представителей сторон под моим, то есть федерального судьи Данильченко, председательством. Как председательствующий в процессе, предлагаю сторонам согласовать свою занятость и назначить судебное заседание, ну… скажем… – Она стала перелистывать календарь, выбирая дату и время. – Как вы, стороны, смотрите на то, чтобы на среду? Следующая неделя? В 10.00, нет, даже можно в 9.30? Все могут? – она оглядела адвокатов.
– В девять тридцать в среду. Да, могу. – Павлов пометил в своем ежедневнике дату и время, зачеркнув запланированную встречу с какими-то журналистами.
Толя попытался достать свою записную книжку, но снова на стол посыпались бумаги с расписками и пометками о долгах. Он быстро сгреб их в кучку, прижал к себе и, глядя поверх этого вороха денежных обязательств, закивал:
– Конечно, конечно, ваша честь. Мы можем. Мы очень заинтересованы в том, чтобы скорее закончить это дело. Поверьте, Лада Алексеевна.
Он попытался придать своему лицу скорбное выражение, но получилась неприятная гримаса. Судья вздохнула. Это дело ей явно не нравилось, но судьи, призванные вершить правосудие именем государства, не выбирают и не должны выбирать дела и процессы. Они обязаны лишь принимать решения. Законные, обоснованные, справедливые. Ибо, как говаривал старик Цицерон – «Судья – это говорящий закон! А закон – это молчаливый судья!» Лучше и не скажешь. Федеральный судья Лада Алексеевна Данильченко собрала документы, встала, поправила мантию:
– Собеседование завершено. Заседание состоится в следующую среду, в девять тридцать в этом же зале.
Зэк № 2
Пал Палыча допрашивали с пристрастием, но Знаменцев не собирался облегчать жизнь обвинению, а потому следователи на каждом допросе убеждались: посадить коллегу и профессионала намного сложнее, чем какого-нибудь «ботаника».
– Ты все равно отсюда никогда не выйдешь, – убеждал его следователь по особо важным делам. – Чего ты ерепенишься? Смотри, оборотень, допросишься… мы еще твоей семьей займемся!
– Только попробуй, – в тон ему отвечал Знаменцев, – или ты думаешь, я не найду, с кем на волю записку передать?
И тогда следователь начинал нервничать. Приказ был «сажать», но он прекрасно понимал, что, вздумай следственная группа нарушить приличия, и Знаменцев найдет свой способ «ответить равно». А однажды Пал Палыча вызвали на очередной допрос, и он с удивлением отметил, что следователь поменялся.
– Капитан Несчастливцев, – представился тот. – ФСО России. Скажите, Пал Палыч, у вас же были какие-то записи о связях подполковника Брагина и предпринимателя Козина?
Знаменцев невольно улыбнулся:
