Игорь Поклонский, как любой советский мальчишка, мечтал стать космонавтом. Поэтому, как только в его мошне завелись первые сотни миллионов, он сразу же записался в отряд космических туристов. Причем слово «турист» ему весьма не нравилось, и он потребовал его замены в договоре на выражение «космический путешественник». За лишние пятьсот тысяч у.е. формулировку поменяли.
Заплатив положенные взносы и авансы, Поклонский довольно быстро вошел в форму и уже вовсю крутился на центрифуге, требуя все новых и новых нагрузок. Его не смущали цифры в 4, 5 и даже в 6 Жэ. Эти максимальные для человеческого организма значения он преодолевал легко. Ну а пройдя весь цикл наземной подготовки, он отправился в воздух и именно здесь впервые ощутил себя пушинкой. Несмотря на солидную комплекцию: 205 см роста и 126 кг веса, Поклонский парил в невесомости и гоготал во все горло.
— Я лечу-у-у-у! У-у-у-у-у! — с пьяными от счастья глазами изображал не то самолет, не то ракету Игорь Михайлович, и подполковник-инструктор неодобрительно качал головой и незаметно от Поклонского покрутил указательным пальцем у виска.
С инструктором молчаливо соглашался и экипаж. Наблюдать за причудами космического туриста их вынуждал договор и отсутствие должного финансирования. Поклонский же не замечал не только их жестов и укоризненных взглядов, но и вообще никого вокруг. Он парил над землей в уникальном космоавиационном тренажере и мечтал, как в совсем недалеком будущем начнет строить свои башни на Луне, Марсе, Юпитере и прочих ныне почти недоступных планетах. Темпы, с какими развивалась наука и техника, давали базу для уверенности, а острые и абсолютно неземные ощущения, которые испытывал Игорь на тренировках, толкали его и без того неудержимую фантазию.
«Я как воздушный пузырь — огромный, радужный, легкий и прочный», — улыбнулся Игорь, легко оттолкнулся от стенки и поплыл вдоль ряда прожекторов, освещавших внутреннее устройство летающей лаборатории. Сейчас он парил на высоте трех метров от пола, устланного гимнастическими матами, а внизу его страховали сразу два военных инструктора. Если пропустить команду об окончании режима невесомости, без страховки можно рухнуть вниз и покалечиться, и он был об этом предупрежден и даже подписал соответствующее обязательство.
Раздался резкий сигнал, и Поклонский осознал, что, замечтавшись, опять не услышал дважды прозвучавшей команды: «Конец режима!» Две пары сильных рук подхватили внезапно отяжелевшее двухметровое тело курсанта-путешественника.
— Принимай! Страхуем! Игорь! Игорь Михайлович, как вы?
— Окейно… — самозабвенно прохрипел Поклонский и отключился.
Нет, он не потерял сознания, но его мечтания и грезы вдруг обрели реальные формы. Он увидел себя как бы со стороны, сидящим в огромном кабинете. Сам кабинет парил над землей и был выполнен в форме стеклянного куба. «Офис мира» — почему-то пронеслось в пульсирующем сознании начинающего астронавта. Он чуял, всем сердцем чуял: перед ним открываются поистине космические перспективы.
Эврика
Домой Павлов добрался многое успевший, но почти опустошенный. Спасибо Ковтуну, он, как и обещал, вышел на генпрокурора, и Артему не понадобилось ни на кого давить: дело по поводу гибели отца немедленно завели, и, похоже, кто-то даже чем-то занялся.
«А еще и к Коробкову придется съездить!» — с ужасом подумал Артем, открывая родную дверь непривычным огромным ключом Губкиных.
Вопреки нормальному рабочему расписанию, он который день подряд работал на какие-то общественные нужды: то подъезд ремонтировал, то жильцов спасал, то молодоженам Губкиным ордера выбивал. К тому же — о ужас!!! — все это сделал абсолютно бесплатно. Ни тебе гонораров, ни тебе славы. Ни пиара, ни долларов! Павлов тихо прикрыл за собой дверь и глянул в зеркало в прихожей.
«Еще пару таких недель, и можно получать премию имени Матери Терезы…»
— Николай, — негромко позвал он главу подселенной семьи. — Лида…
Квартира отозвалась тишиной — видимо, «подселенцы» гуляли, и Артем с облегчением вздохнул: сегодня ему хотелось побыть одному.
Павлов снова посмотрел на свое отражение в зеркале. На него нахально пялился крепкий здоровьем, неплохо одетый пижон, как-то совсем не похожий на вконец заезженного беззаконием нормального русского адвоката.
— Ну и кому ты будешь рассказывать про свои проблемы? А? Наглый ты. Сытый. Даже откормленный. Эх, Павлов, Павлов, доиграешься! — погрозил сам себе кулаком и, даже не заглянув на кухню, отправился возиться с бумагами. Ему позарез было надо перерыть все оставшиеся от отца документы, и прежде всего следовало выяснить, есть ли в природе договор на приватизацию квартиры или все это бредовые фантазии обиженного адвокатского самолюбия.
— Эх, права мамуля. Лицом к лицу лица не увидать. Бегаю по судам, спасаю обездоленных олигархов. А родному отцу вовремя не помог документы на квартиру оформить как следует.
Он ходил из угла в угол, выдергивая то один, то другой документ. Открыл уже проверенный сейф, еще и еще раз переворошил одну за другой все бумаги и таки увидал затерявшийся в одной из папок тоненький файл, на котором почерком отца было выведено: «Документы на квартиру».
— Ага! Так-так. Иди-ка сюда, красавчег! Как же это я тебя не заметил раньше? — вытряхнул он содержимое. Ничего утешительного. Старенький пожелтевший ордер на заселение, выданный еще МИДом СССР. Квитанции. Выписка из домовой книги. Зарегистрирован один — Андрей Андреевич Павлов.
— А это что за квиток? — Артем развернул сложенный пополам корешок приходного ордера из сберкассы. Хлопнул себя по лбу: — Эврика! Эврикака-кака-кака! Ах, какая кака! — тут же одернул себя Артем и для невидимых зрителей сообщил: — Уважаемые господа присяжные заседатели, я никого не хотел обидеть. Дело в том, что «кака» с любимого мною норвежского переводится «конфетка». Так что я вполне мог сказать: «Ах, какая конфетка!»
Это действительно была конфетка. Артем нашел квитанцию, согласно которой Павлов А. А. оплатил стандартную государственную пошлину за приватизацию квартиры. Мало того, в ней был аккуратным убористым почерком отца указан номер договора о приватизации жилья — «67/015-11/27-ААП». Что явно можно было расшифровать как договор с А. А. Павловым от 27 ноября. Это уже само по себе было важным свидетельством в пользу существования права Артема на квартиру отца.
— Остается найти сам договор.
Только при наличии договора можно было получить свидетельство о собственности. И лишь на основании этого свидетельства нотариус мог переоформить квартиру на сына-наследника. Но ключевого документа — самого договора — не было. Артем выложил на стол все, что нашлось в сейфе: грамоты, наградные документы, ветхие дореволюционные документы давно умерших отцовских родителей, заполненная почерком отца стандартная тетрадка в клеточку на сорок восемь листов… но не договор.
Артем вздохнул, подхватил отцовскую тетрадочку и двинулся на кухню. Налил себе чаю и открыл первую страницу. «Дневник А. А. Павлова», — значилось на ней, и внизу — короткая запись: «Моему сыну завещается. Продолжи мой труд, сынок! А. А. П.». Брови Артема машинально поднялись. Папа, и при жизни не слишком открытый, оставил очередную загадку.
