Ковтун сморщился, показывая свое полное отвращение к Фемиде, но Павлов знал, что старый и опытный в аппаратных интригах министр просто пытается увильнуть от участия в суде. А ведь Артем еще даже не назвал ни проваленного объекта, ни наименования этой компании. Егор Кузьмич побаивался любого скандала, ибо ушки его торчали из каждой выданной лицензии.
Министр еще раз замахнулся, чтобы похлопать адвоката по плечу, но тот благоразумно и ловко уклонился, и тяжелая рука просвистела мимо, а Ковтун охнул:
— Ох. Шустрый ты какой! Ну чего ты добьешься в этом суде? А? Две копейки отсудишь? И что? Легче тебе станет? Не станет. Давай-ка мы с этим подрядчиком по-своему разберемся. Без лишних глаз. А главное, лишних ртов. Ха-ха! — гоготнул громко и совсем недоброжелательно министр. — Ну-ка, присядь, парень, — потянул он Артема обратно к диванчику. — Поговорим.
— А как же Кремль? — не без ехидства продемонстрировал обеспокоенность Павлов.
— Что? А? Кремль… подождут, — со злостью боднул головой воздух Ковтун, подтащил Артема к креслу, с силой втопил адвоката в его плюшевое тело, а сам снова повалился на диван.
Теперь он не пил и не ел, а молча рассматривал сына своего одноклассника. Они с Павловым-старшим действительно почти год учились в одном классе. Семья Ковтуна переезжала с места на место вслед за переводами гарнизона отца, который тоже служил Родине, но на инженерно-строительном фронте. Они и в Москве-то задержались совсем на короткое время: целинный призыв партии заставил их покинуть столицу — и надолго.
Ковтун заворочался на диване.
— Значит, давай начистоту. Что у тебя там имеется? — министр вдруг перешел на строгий, не подразумевающий двусмысленности тон.
«Что ж, хочешь начистоту, будет тебе начистоту!» — решил Артем.
— Егор Кузьмич, мне кажется, что смерть отца не случайна.
— Как это? — опешил «медведь» и обвел глазами кабинет, как будто стены и мебель имели уши.
— Не знаю! Но цепь событий выстраивается нехорошая… — покачал головой Артем. — Сначала — эта странная гибель отца. Потом под предлогом ремонта отключают все коммуникации. Энергоснабжение, вода, тепло. Даже лифт! Жэк на все вопросы отводит глаза. Старика-соседа за долги жэку судебные приставы выселяют под покровом ночи, как в тридцать седьмом.
— Ого! — подивился Ковтун. — Им что, дня не хватило? Ну-ну, что дальше?
Артем, вспоминая вчерашнее, заиграл желваками.
— Дальше — больше, как говорится. Я возвращаюсь домой, а наша квартира занята.
Ковтун почесал затылок:
— Ни хрена себе.
Его, прямо санкционирующего застройку, а значит, и подобные выселения — только по закону, — явно озадачили слова Артема. Он уже не торопился его выпихнуть из кабинета. Теперь можно было излагать и свои доводы. И Артем не стал напрасно терять время.
— Но и это еще не все. Поменяли замки. Кое-как с участковым я в квартиру зашел.
— О! Уже легче. Этих — взашей! Пинка дал им?
— Нет. Оставил.
Ковтун замер и вдруг перешел на украинский:
— Чего??? Да ты что? Сказився?
Артем покачал головой:
— Судите сами, Егор Кузьмич, молодые родители и ребенок полуторагодовалый. Ну куда я их «взашей»? — Павлов вздохнул и сделал глоток воды. — А уж когда я их бумаги посмотрел, то сразу понял, что этих бедолаг просто провели. Собрали с таких, как они, по полтиннику баксов. Пообещали дом через год и теперь маринуют. Бумаги негодные. По ним ничего и потребовать нельзя. Но я кое-что придумал. Поэтому к вам и пришел.
— Ага. Только сперва в суд сбегал. Так?
Сцепивший толстые руки на огромном животе министр уже понял, зачем к нему пришли.
— Не буду отрицать, — подтвердил Артем. — Сбегал. Даже иск уже сдал. А вам принес определение суда. Министерство выступит третьей стороной.
В кабинете повисла глухая многозначительная тишина.
— Ну… положим, с твоими подселенцами вопрос мы решим, — неспешно, обстоятельно проронил Ковтун. — Напишешь мне их данные. Погляжу, что есть в резерве. Дадим как пострадавшим от аварии однокомнатную квартиру в Жгутове. Есть там у меня один резервный дом для самых настырных…
«Есть!» — мысленно отсалютовал Артем. Но министр еще не закончил:
— А что касается остального… то за тебя я спокоен; ты мальчик большой и сам за себя постоишь. Старик-сосед сам виноват, за коммунальные услуги только в доме престарелых не платят… а вот по Андрею Андреичу… Что следователь-то говорит?
Артем язвительно усмехнулся:
— Следователь ссылается на заключение экспертизы, а в заключении написано, что считать смерть насильственной оснований нет. То есть и дело возбуждать оснований нет.
Ковтун недобро хмыкнул.
— Такие вещи спускать нельзя. Пожалуй, я сам с генеральным прокурором переговорю. Пусть, как положено, заведут дело и, как положено, расследуют.
Ковтун поднялся с дивана, и стало ясно, что разговор окончен. Артем тоже встал, оба двинулись к выходу, и на пороге Ковтун вновь крепко обнял его.
— Не кисни, адвокат. Оставь данные по этим твоим Губкиным у секретаря. До конца недели съедут. Не переживай. Да. Еще. Адрес кладбища, участок там, номер не забудь мне факсом скинуть. Заеду завтра же. Поклонюсь. Маме — наилучшие. От меня. Все. Беги. А про суд, — он сморщился, — забудь! Чего там делать? Лучше твой по телеку посмотреть! Ха-аха-ха! Бывай.
Двери захлопнулись, оставив Артема в огромном темном тамбуре. Казалось, он очутился в гигантском шкафу или, скорее, саркофаге. Кажется, египтяне делали из дуба свои последние погребальные убежища. От такого сравнения у Павлова похолодела спина, и он поспешил на свет в приемную министра, к расторопным, пышущим жизненной силой и телесным благополучием секретаршам. А Ковтун… Ковтун потянулся к телефонной трубке.
«Сволочь Поклонский… ни стыда, ни совести!»
Нет, расторопный и толковый девелопер Игорь Поклонский, не раз получавший лицензии от Ковтуна, не был прямо и лично повинен в судьбе этих Губкиных. Судя по оставленным адвокатом бумагам, инвесторов прокинула одна из партнерских фирм девелопера. И все-таки Игорь должен был ответить. Просто потому, что квартирный фонд у Ковтуна был не резиновый и всякий раз под риском вызова в суд компенсировать чужие закидоны Егор Кузьмич не собирался.
Космонавт
Люди всегда стремились летать. И спустя каких-то семь-восемь тысяч лет от сотворения мира им это удалось. Понятно, что как только получилось взлететь над землей, захотелось отправиться еще выше. Особенно притягательными оказались звезды. Первый советский космонавт имел особую идеологическую миссию — помимо демонстрации первенства социализма в освоении Вселенной, он должен был найти бесспорные доказательства отсутствия бога. Доказательства были найдены, но сами космонавты, похоже, стали от этого убежденными христианами.
