— Ребенок… Сын!
Босоножки наконец нашлись в коридоре, Натка нацепила их на ноги, не застегивая.
— Твой?! Ребенок-то чей? — не понял Владик.
Она выскочила в подъезд, не удостоив его ответом.
«Дура! — тут же мысленно отругала себя Ната. — А вдруг он правду сказал?! Купил мужик третью машину в кредит, что здесь такого?! У богатых свои причуды. Проценты на фоне постоянной инфляции — это фигня…»
* * *
Самсон Гамлетович Ленинградов оказался бессовестным попрошайкой. И хотя на табличке, прикрепленной к вольеру, содержалась убедительная просьба не кормить жирафа, Самсон Гамлетович преследовал каждого посетителя в надежде урвать кусочек чего-нибудь необычного — того, что не входило в его рацион.
— Сень, ему мороженое точно нельзя! — Никита предотвратил попытку Арсения сунуть эскимо в пасть Самсону, перегнувшемуся через ограду вольера.
— Почему?
— Это все равно что тебя накормить… гвоздями.
— И что? — возмутился Сенька. — Что мне от гвоздей будет-то?
— Ой, — испугалась Лена, — ты ему сейчас подашь идею…
— Видишь, у него на обед ветки ивы подвешены? — уходя от опасной темы, Говоров присел возле Сеньки и показал на висевшие в вольере ветки.
— Это есть невозможно, — констатировал Сенька. — Так и помереть недолго.
— Еще он ест морковку, бананы и виноград, — объяснил Никита.
— Ну, это еще ничего, — кивнул Сенька. — Кроме морковки, конечно. Ему точно нельзя мороженое?
— Точно.
— А мне — гвоздей?
Никита поперхнулся, поймав взгляд Лены, в котором опять мелькнула паника.
— Есть гвозди, брат, это большая глупость. Живот разрежут, уколов поставят штук сто, оно тебе надо?
— Нет, — согласился Арсений, в один присест доедая мороженое. — Все, что угодно, только не уколы.
Никита подмигнул Лене, торжествуя победу над своей же ошибкой. Она недоверчиво улыбнулась и покачала головой.
— Кит, а почему он Ленинградов? — спросил Сенька.
— Потому что в Ленинграде родился.
— Какой он тебе Кит? — возмутилась Лена. — Дядя Никита!
— Мы договорились, что можно Кит, — шепнул ей заговорщицки Говоров.
— О чем вы еще договорились? — тоже шепотом спросила Лена.
— О том, что в следующую субботу пойдем в луна-парк.
— Кит, а почему он Гамлетович?
— У него папа Гамлет.
— А мама?
— Я не знаю, — растерялся Никита.
— Мама у него — жирафиха, — подсказала Лена.
— Тогда я не понимаю, почему он Самсон, — не сдавался Сенька.
— Это не обязательно понимать, Сень, — сказал Говоров. — Назвали как назвали, его не спросили.
Сенька захохотал:
— И меня не спросили!
Самсон Гамлетович, не получив от Сеньки никакого разнообразия к своим ивовым веткам, переключился на других посетителей.
В одном вольере с ним бродили забавные кабаны — «бородавочники», как было написано на табличке, — и паслась черная антилопа.
— Кит, как бы я хотел стать таким же большим, — мечтательно произнес Арсений. — Можно было бы сэкономить на колесе обозрения.
— А мы сейчас попробуем… сэкономить!
Никита поднял Сеньку и посадил себе на плечи.
— Ура! — закричал тот. — Урра! Я жираф!!!
Заинтересовавшийся необычной конструкцией, Самсон Гамлетович подошел к Сеньке, лупившему изо всех сил ногами Никиту по груди, и перегнулся к нему через ограждение.
— Кит, он меня за своего принял! Теть Лен, что делать?!
Лена, вздохнув, достала из сумки яблоко и протянула племяннику.
— На, угости родственника.
— Урра! — Сенька протянул яблоко жирафу, и тот, мелькая фиолетовым языком, стрескал угощение с таким аппетитом, будто неделю ничего не ел.
Лена взяла Говорова под руку.
— Пойдем еще кого-нибудь посмотрим, а то у меня уже шея затекла на Самсона Гамлетовича смотреть.
Никита вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым.
Ребенок на шее, Лена, мягко положившая руку на его предплечье, и жираф-попрошайка в вольере… Почему он раньше не знал такого простого рецепта?
Еще были необязательные компоненты этого счастья — солнечный день, например, и перепачканные мороженым брюки, — но все основные ингредиенты, он точно знал, работали только на выработку эндорфинов, адреналина и еще каких-то неведомых, неизвестных науке гормонов, от которых хотелось запеть и взлететь вместе с Леной и Сенькой, слегка придушившим его липкими пальчиками и колотившим пятками по груди.
— Знаешь, я решил не экономить на колесе обозрения, — сообщил он Арсению.
— И я решил не экономить! — И Сенька особенно сильно ударил Никиту пятками в грудь.
Говоров закашлялся, потом быстрым шагом направился по дорожке в ту сторону, куда потоком устремлялась толпа.
— Тут нет колеса обозрения, — засмеялась Лена.
— Да? — остановился Никита. — А что здесь есть?
— Пойдем посмотрим павлинов. Я никогда не видела, как они распускают хвосты. Не везло.
— И я не видел, — деловито сообщил Сенька. — Кит, на колесе мы завтра прокатимся, а теперь давай сделаем, чтоб тете Лене повезло.
— Давай, — согласился Никита. — Только не бей меня пятками и не души, а то не доедем.
— Я постараюсь, — сказал Сенька и действительно перестал сучить ногами и ослабил хватку.
— Фантастика, — улыбнулась Лена. — Да в тебе Макаренко пропадает… Кит.
— Кто только во мне не пропадает, если покопаться, — подмигнул ей Никита, и они свернули на дорожку, где стоял указатель «Дом птиц».
Если покопаться — в нем действительно много чего пропало в последнее время…
Чувство радости, например, от простых, приятных вещей. Хорошего ужина. Короткой прогулки. Интересного фильма. Смешного анекдота. Талантливой музыки.
В одиночку это не имело никакого смысла, не приносило удовольствия, потому что радостью нужно делиться, а делиться с некоторых пор стало не с кем.
Тот, кто сказал, что одиночество тяготит только тех, у кого внутри пусто, — не прав. Можно быть очень думающим и содержательным человеком, но когда не с кем разделить удовольствие, жизнь не приносит радости.
Неудачи, невзгоды, непогожие дни вполне можно пережить в одиночку, но невозможно оставлять только себе счастливые открытия, положительные эмоции и прелести отдыха.
Тогда все это ни к чему.
