— Нет, двадцать лет я не выдержу…
Жизнь устаканилась вовсе не через двадцать лет, как обещала Света, а уже через год.
Тещу сменила няня, Евгения Савельевна, пожилая, милая, аккуратная женщина, которой они доверили детей без страха.
Няню нашли через агентство, а агентство Лике порекомендовала лучшая подруга, которая его и организовала.
Все вошло в более-менее спокойный ритм — работа, дом, прогулки, покупки, ипотека и даже семейные торжества.
Евгения Савельевна сначала приходила в восемь утра и уходила в семь вечера, но потом Виктор предложил ей переехать и жить в детской. Няня согласилась за дополнительную плату, и стало совсем прекрасно — дети находились под постоянным присмотром, а Лика смогла брать на дом работу — в издательстве ей предложили переводить одного модного писателя, книги которого еще не издавались в России.
Сначала Виктор протестовал, но Лика взмолилась:
— Не могу больше! Нужно хоть что-то делать, кроме домашней работы. И потом, ты же понимаешь, язык — дело такое, им постоянно надо заниматься, иначе забуду.
Виктор согласился, что язык — «дело такое».
Семейный бюджет ощутимо пополнился, когда Лика стала брать переводы на дом.
Как-то вечером она виновато призналась:
— Вить, я в издательство вернулась, меня проектом руководить позвали…
— А дети? — попытался возразить он.
— А детям нужны успешные родители с карьерой, а не домашние клуши, — твердо сказала Лика.
Виктор не нашел что возразить.
Теперь семейный бюджет еще более окреп, и Виктор всерьез подумывал: а не попробовать ли договориться с банком об обмене этой квартиры на трехкомнатную?
Впятером, да еще с няней и Дармоедом, в двушке было невероятно тесно. А когда приезжала Света, и вовсе шагу не могли ступить, чтобы не столкнуться друг с другом.
Но мечты о трешке так и остались мечтами.
Лика вдруг стала очень уставать на работе. Как-то необычно, тяжело, физически уставать, будто не руководила проектом, а вручную мыла огромные производственные помещения. Она приходила, садилась на кухонный диванчик с ногами и каждый день с улыбкой говорила одно и то же:
— Впечатление, что вагоны с кирпичами разгружала…
Хорошо еще, что няня взяла на себя и обязанности домработницы — за дополнительную плату, разумеется. На плите всегда стоит свежеприготовленная еда, в комнатах чисто убрано, Дармоед выгулян и накормлен. Как она со всем этим справлялась, имея на руках троих детей, уму непостижимо…
— Все, завтра же увольняешься, — сказал Виктор Лике, когда она в сотый раз пожаловалась на усталость.
— Вить, но моя зарплата…
— Проживем без твоих денег. Уволим Евгению Савельевну, то на то и выйдет.
— Мне кажется, я без нее не справлюсь.
— Справишься. Я помогать буду. Зато тебе не придется полдня убивать на дорогу.
— Я забуду язык…
— Не забудешь! Что тебе мешает, как прежде, брать переводы домой?!
— Не всегда такое место найдешь… — голос Лики становился все тише и тише. Она уронила голову на руки и заснула, так и не притронувшись ни к жаркому, ни к пирогу с яблоками.
Виктор взял ее на руки, отнес на кровать, прикрыл пледом.
— Вить, — позвала неожиданно Лика, когда он на цыпочках подходил к двери, — Вить, мне ночью сегодня сон приснился…
— Какой? — Он вернулся и, присев на край кровати, обнял жену. — Что за сон?
— Папа мне позвонил и сказал, что я немедленно должна к нему приехать. Грустный такой… Лик, говорит, я очень соскучился.
— А ты?
— Я пообещала приехать. Если билет достану… — Лика закашлялась — сильно, до слез. Потом, отдышавшись, спросила: — Что это значит, Вить?
Папа Ликин умер, когда ей исполнилось десять лет. Света замуж больше не вышла, уверенная, что любовь, как и жизнь, — одна.
— Ничего это не значит. Просто сон. Спи.
Он вышел с тяжелым сердцем — знал, что во сне покойники зовут к себе только к самому худшему. Глупости все, думал Виктор, успокаивая себя. Мне вон даже присниться некому — отца отродясь не знал. Если приметам верить, жить невозможно — тут кошка дорогу перебежала, здесь зеркало случайно разбилось, и почти каждый раз — о, ужас! — приходится возвращаться домой, потому что вечно что-нибудь забываешь…
С работы Лика все же уволилась — пару раз попала в небольшие аварии и решила: все, хватит, два часа по пробкам не для нее.
— Понимаешь, — пожаловалась она Виктору, у меня состояние, будто транквилизаторов напилась. Реакция, как у древней старухи.
— Нужно сходить к врачу, — обеспокоился Виктор.
— Отдохну, все пройдет, — отмахнулась Лика. — Работник из меня никудышный. Ты не увольняй, пожалуйста, Евгению Савельевну, пока я не отосплюсь.
— Не уволю, — пообещал Виктор.
Но отдых отчего-то не помогал Лике. К слабости и сонливости добавился постоянный кашель и субфебрильная температура. Участковый терапевт ничего не нашел.
— Авитаминоз, — диагностировал он, прописал витамины и прогулки на свежем воздухе.
Лика пила витамины, гуляла, хорошо питалась, много спала, но лучше ей не становилось.
— Кровь надо проверить, — озабоченно покачала головой Евгения Савельевна, увидев, как после недолгой игры с детьми Лика побледнела и лоб ее покрылся испариной.
Виктор решил — никаких примитивных анализов в поликлинике — и положил жену на обследование в частную клинику.
Через неделю его пригласил на беседу лечащий врач Лики, Владимир Семенович Кац, кандидат медицинских наук. Виктор не заподозрил в этом приглашении ничего плохого — клиника частная, тут к пациентам подход индивидуальный и персонал очень внимательный. Его пригласили бы на беседу даже в том случае, если б у жены обнаружили элементарный бронхит.
Но врач начал чересчур озабоченно расспрашивать Виктора о наследственных болезнях Ликиных родственников.
— Света здорова… А больше я никого не знаю. Отец ее, кажется, от рака умер.
— У вашей жены острый лимфобластный лейкоз, — сказал Кац. Он произнес диагноз таким тоном, что Виктор понял — это худшее, что он слышал за всю свою жизнь.
— Но… лейкоз же лечится, — не спросил, а утвердительно сказал Виктор. — Сейчас все лечится, рак, СПИД, даже с рассеянным склерозом люди живут! В космос ракеты летают! Атом по косточкам разобрали! Что там какой-то лейкоз!
Кац посмотрел на него с сожалением, озабоченно постучал по столу ручкой и сказал то, что должен был сказать:
— К сожалению, у вашей жены худшая форма — Т-лимфобластный лейкоз в стадии бластного криза. Все, что могли для нее сделать, мы сделали.
