Улица, где жили те самые веревочники (она так и называлась – Веревочной), оказалась границей между двумя союзами и одновременно между китайцами из двух разных провинций – хоккьенцев и кантонцев. Потому что в тайные общества китайцы шли строго по провинциальному признаку. Ли Хинь, лидер Ги Хинь, возглавлял не просто тайное общество, а еще и общество хоккьенских хакка. Враги его были кантонцами. Что неудивительно, потому что две эти провинции и сегодня говорят на разных диалектах. А тут, значит, дошло дело до войны.
И как обо всем этом писать для тех читателей господина Биланкина, которые не знают, где искать Вэйхайвэй? Мало того, что человек хоккьенец – он еще и хакка? А как быть с теми загадочными хакка, которые из Кантона?
Я вздохнула и решила написать попроще.
«Очень трудно разобраться в сложных взаимоотношениях китайцев Малайи между собой. Как это сделать, если даже имена друг друга они произносят по-разному? На столе одного из моих здешних друзей лежит бумажка-напоминаловка, на которой написано: человек по фамилии Онг – это на самом деле Ван, Чае – это Се, Ко – это Гу. И так далее. То есть один и тот же иероглиф люди из разных провинций произносят совсем по-разному. Осталось сказать читателю, что мой друг и сам китаец.
Но по крайней мере в одном отношении понять смысл войн триад нетрудно – в конечном счете драка шла за владение оловянными шахтами».
Тут я обнаружила, почему трудно писать. Оказывается, мысль летит быстро, а рука с вечным пером ползет по бумаге медленно и ее ход тормозит мысль.
«Олово, – продолжила я, – нужно прежде всего тем, кто производит консервные банки. А это хороший бизнес и, наряду с каучуком для шин авто, основа экономики Малайи.
Об этом бизнесе понятия не имел некто Кун Тай, который в прошлом веке взял концессию на землю в Тамбуне, в штате Перак на материке напротив Пенанга, для выращивания там кофейных деревьев. Но на его участке, в отличие от прочих, такие деревья не желали расти. Как-то раз господин Кун со злобой вырвал одно чахнущее деревце из земли и стал рассматривать, что у него там за странная металлического цвета дрянь прилипла к корням. Горстку этого вещества он понес к друзьям. Оказалось, что это – олово. Кун оказался владельцем самого богатого оловянного месторождения в штате, самым знаменитым китайцем в столице штата – Ипо, и основателем клуба хакка – оловянных промышленников. Он стал также китайским почетным вице-консулом в Пенанге и создал там первую современную китайскую школу, где преподавание идет на классическом мандарине.
Китайцы владели первыми оловянными шахтами до того, как европейский бизнес привнес в эту отрасль долгожданные новые технологии…»
Тут я остановилась и задумалась: одобрит ли господин Биланкин такой тонкий намек на то, что сегодня оловянные прииски плавно перешли в руки англичан, а китайцы – их бывшие владельцы – вынуждены заниматься теперь иными видами бизнеса. Впрочем, богаче китайцев англичане от этого не стали.
«…китайцы начали импортировать на свои шахты рабочую силу из Китая – это для них оказалось проще, чем договариваться с малайцами.
Было логично и неизбежно, что люди из одной провинции, говорящие на одном диалекте, создадут какую-то свою организацию. Для тех, кто считает, что слово «конгси» означает лишь тайное преступное сообщество: первоначальное его значение – артель по земляческому принципу.
Было также совершенно естественно, что некоторые артели, защищая своих членов, применяли силу – китайские рабочие не ждали, что иностранцы, с их полицией, будут им помогать.
Из этих артелей родилось новое, чисто местное тайное общество – Кхиань Теик, которое и схватилось со старым обществом, Ги Хинь, за контроль над шахтами, улицами и магазинами».
Отлично, вздохнула я. И решила, что хватит для первого раза просвещать властителей трети мира, пора сразу перейти к тому вопросу, который интересовал лично меня.
«Закат Ги Хинь наступил не сразу. Это тайное общество проиграло битву за улицы Пенанга в 1867 году, потом битву на юге страны – Ларутские войны, мир в которых пришлось заключать уже с помощью пришедших в ужас от происходящего англичан. Пангкорский договор 1874 года был выгоден Кхиань Теику, получившему лучшие шахты Ларута. Ги Хинь какое-то время работал в оставшемся ему районе города Ипо. По сути, это тайное общество и построило тот город, который мы сегодня можем видеть.
Казалось, что отныне вся страна, кроме британской администрации, будет подчиняться единственному тайному обществу, Кхиань Теик.
В нашем городе власть общества Кхиань Теик казалась незыблемой по многим причинам – в частности, и потому, что в конце прошлого века лидеры его были крупнейшими донорами даосского Храма защитника города. Храм посвящен божеству, которое докладывает владыке ада о таких делах людей, как несправедливость и коррупция. То есть отвечает за порядок. А это делает его богом-защитником правительственных офицеров и полиции, хотят они того или нет.
Загляните в этот храм на Бридж-стрит в 15-й день китайского нового года. Вы увидите здесь тех служащих местной полиции, кто происходит из Китая. Они приходят в этот день в храм, чтобы произнести защитнику города клятвы верности, отрезая при этом голову петуху».
Холод находки пробежал по моей спине. Не вставая из-за письменного стола, я легко нашла ту ниточку, которая, возможно, связывает секреты первого в Малайе тайного китайского общества с сегодняшней полицией города.
То есть следует поискать китайца в полиции (их там совсем немного), проследить его клановые связи – и все?
К сожалению, нет, не все.
Потому что…
«Но если этот маленький храм с башенкой слева от входа остался до наших дней, то этого нельзя сказать о тайном обществе Ги Хинь и его секретах. Оно исчезло. Нет и его победителя Кхиань Теик. С 1890 года все тайные общества запрещены администрацией Стрейтс-Сеттльментс.
Читатель может спросить: а есть ли уверенность, что из нынешних 2,5 миллионов китайского населения, составляющих уже 43 % всех жителей Малайи, нет ни одного члена тайного общества? Полицейские источники утверждают, что для розового оптимизма нет оснований».
Тут я нехорошо усмехнулась собственной наглости: полицейские источники? Хотела бы я поговорить с ними. Причем о многом.
«Что произошло с тайными обществами после 1890-го года? Их превращенные в крепости городские кварталы, их храмы и алтари, а также немалые финансовые активы перешли к иным, несекретным, известным организациям.
Никто не знает, сколько китайских ассоциаций в Пенанге. Сотни, как минимум. Десять человек, чьи деды родом из одной маленькой деревни в глубине громадного Китая – и вот вам ассоциация. Например, клан тех, чья фамилия Ли, родом из района Тан Уа провинции…»
Тут я оставила пустое место и задумалась над тем, где я узнаю, какая это провинция.
«…эти Ли, во-первых, считают себя потомками императоров дома Тан – которых всех звали Ли, а во-вторых, еще и потомками великого философа Лао-цзы.
