А она… у нее и выхода другого не было, как попасть в лапы тех, кто решил подобрать себе остатки этих самых бихафриди, понял я. И тут неопытной женщине, брошенной в пламя войны, просто повезло: могли бы без разговора убить.
А других разгадок просто быть не могло.
Значит, кстати, та информация от нее, которой брат так восхищался, с самого начала была, видимо, не столь хороша, как ему казалось. И нечего удивляться, что вскоре после этого…
— А вскоре после этого, — разжал я губы, — уже не только в Мерве, а и в Самарканде с нашим торговым домом начали происходить неприятности. Юкук, когда появились эти убийцы?
— Менее года назад, — раздался его голос.
— Итак, прошло несколько месяцев после ее появления на грустных холмах у Сафизанджа. И она, как и этот, носатый и другие, перешла к новым хозяевам. Благодаря которым сначала появились убийцы здесь, а потом начались неприятности и у нас, пославших ее в Мерв, — заключил я.
— По времени так и есть, — мягко возразил мне Юкук, — но как все это связано, и связано ли вообще, мы точно не знаем. Хотя — на взгляд, все логично. Так: что вы узнали от проповедника? С одной стороны, многое. Что есть такое учение, согласно которому некий Махди уже здесь, среди нас. А пока он не открылся, избранным дается шанс победить смерть, кого-то убив и сложив при этом голову. Но это не главное. Я все о том же: учений много — чуть не на каждой улице свои пророки. Но не у всех пророков есть деньги. А тут ими очень сильно пахнет. Вербовщики. Проповедник, у которого неплохой дом. И ведь еще есть тот самый сад. А любой сад тоже стоит денег. И, как я уже сказал, никто эту компанию особо не трогает. Так вот, у нас все та же проблема. Кому это надо?
— Список убитых, — с тоской сказал я, заранее зная, что из этого ничего не выйдет. — Двое судей Абу Муслима, потом один из его военачальников — на моих глазах. Но ранее — Наср ибн Сейяр, халифский наместник всего Хорасана и Согда впридачу, и три человека из числа приближенных этого наместника — у нас, в Самарканде и в Бухаре. И два неудачных покушения на согдийцев из рода Маниахов — то есть на нас. Которые стоят на стороне бунта. То есть убивают то тех, то этих.
— Вот тут интересный вопрос, — мягко заметил Юкук. — Не всех убивают в толпе. Кого-то — тайно. Насра, вас… Надо об этом подумать…
— Юкук, это неважно. Важно другое. Ты спрашивал — кому все это надо. Брат говорит — работает какая-то третья сила. Не халиф, не бунтовщики.
— Но мы уже точно видим, что этой третьей силе помогает один из людей самого Абу Муслима, — мягко подсказал Юкук. — Получается, заговор внутри заговора? Абу Муслим кому-то здорово надоел — из числа его же соратников? Из иранских принцев? И этим же людям надоел халиф? Но тут мы ничего не знаем. Кроме одного. Приближаться к вашей женщине надо очень осторожно. А то — я уже сказал, что может произойти с нашими головами.
— Абу Муслим заставил Хашима пообещать, что ее отдадут мне, — начал было я и замолчал, поняв, что это ничего не стоит — как и многие обещания в этом мире.
Иранским принцам надоел Абу Муслим, повторил я, и в моей памяти всплыло безмятежное лицо старого Бармака в венчике чистых снежных волос. А ведь это даже не принц, это — повыше… И поумнее.
Мне стало не по себе.
— Юкук, — сказал я. — Так, выкладывай все, что известно об Абу Муслиме. И Хашиме.
— Ну, — пожал он плечами, — это такие два дружка. Молоды и беспощадны. Абу Муслим… родом то ли из Исфахана, то ли из деревни Сакад, возле Куфы. Бывший раб, и в армиях его множество рабов, бывших и не очень. Сначала он сообщил им, что восставать можно, потому что они угнетены. Потом оказалось, что этак недолго и поссориться с обожающими его принцами Ирана. Если все угнетенные восстанут… Так что рабы Абу Муслима, может, сегодня и свободны, но живут в здоровенном лагере в поселке Шаввал, недалеко от дороги на Рей. Неплохо охраняемом. Так, что еще. В какого пророка верит полководец? Тут никаких странностей. Боевой клич — «О, Мухаммед! О, получивший помощь Бога!» И что-то насчет того, что власть должна перейти от узурпаторов к семье пророка. Все обычно, в общем. Что еще? Убивает людей не тысячами. А больше. Причем своих, поскольку людей Насра ибн Сейяра тут уже не осталось. Знаете, сколько он уже уничтожил бывших соратников? Говорят, тысяч тридцать. Проверить не могу.
Я вспомнил свой разговор с мальчиком, по скуле которого ползла слеза, и понял, что сделать из него просвещенного эмира уже вряд ли удастся. Что ж…
— А вот этот самый Хашим — личность поинтереснее, — продолжал Юкук. — Он местный, из какого-то села между Мервом и Балхом. Сын военного. Сам красил с детства ткани — и вдруг увлекся науками, видимо, хотел лучше красить. О нем говорят, как о колдуне, потому что опыты, которые он ставит, — это попросту волшебство. Хотя оно и стоило ему большей части лица… Глава тайной службы Абу Муслима. Убивает также без разбора. Да, еще — без новой женщины хотя бы раз в день не может. Или чаще. Вот такой человек. Но сер, историю с убийцами, которые режут и наших, и ваших, это само по себе не проясняет. У вас получается — за всем стоит Хашим. Но Хашим ведь может убить кого угодно и просто так, открыто, и убивает, зачем же ему покровительствовать тайным убийцам? Но вот эти ваши друзья, благодаря которым у нас теперь лучшие кольчуги во всем Мерве, — а вы сами-то точно знаете, чего они добиваются, зачем сюда ездят?
— Я знаю только то, что они мне говорят, — признал я (и Юкук кивнул с одобрением). — Впрочем, среди того, что они говорят, есть нечто… они очень хотят, чтобы я разобрался с историей насчет этих убийц. Они им… как мне было сказано… они им мешают, все путают. Но это то, что они говорят, — довольно беспомощно завершил я.
— Хорошо, думаем дальше. А теперь возвращаемся к вашей женщине, — равнодушно проговорил Юкук. — Мы только что выяснили, что искать ее надо с предельной осторожностью, то есть хорошо понимая все, что происходит вокруг. Но кое-что узнали и о ней самой. Что она не тень — ее видели, видели, что ее сопровождают люди, один с длинным носом, что зовут ее именно так, как вы сказали, поскольку на это имя все как-то откликаются. Но теперь ясно и еще кое-что.
Тут Юкук печально и глубоко вздохнул. И у меня снова сжалось сердце. Я молчал, ожидая продолжения.
— Она безумна, господин. Она сегодня совсем не такой человек, как была в те дни, когда вы росли вместе. С ней что-то произошло. Что неудивительно: со всеми нами что-то произошло в эти годы… Вообще, вокруг нас слишком много безумия. Проповедник безумен, говорите вы. Вот эти убийцы, которые жаждут смерти, — а они нормальны? А ваша женщина… Вы знаете, что сказала мне та старуха в Сафизандже, а другие подтвердили? Что ваша женщина прыгала на раненых, и потом добивала их, минимум четыре раза подряд. Это нормальная женщина? Я слышал, такие — ненасытные — есть, но их считают больными… А эта еще и жестока без меры. Любит кровь, любит оружие. Говорят, пытает захваченных.
— Разговоры, Юкук, это одни разговоры. Где она их захватывает? Зачем пытает? Я знаю цену таким разговорам. Есть такой персонаж — Ястреб, про него тоже много разговоров, но я знаю, кто и зачем эти слухи распространяет и как это делается… Мы уже слышали разговоры о том, что она насилует беспомощных воинов на поле, а сейчас выясняется, что она их, видите ли, утешает. И даже удар кинжалом, оказывается, — это последняя милость, она отправляет их в рай. Я не говорю, что это хорошо. Но это не то, что насладиться умирающим против его воли и затем добить его.