Маргарет не была расположена шутить, поэтому она ответила кратко:
— Да, будто все мы одна семья.
Миссис Линеан пристегнула ремень безопасности, видимо, ей очень хотелось поболтать.
— Уф, невозможно сохранять приличия, когда ты в ночной сорочке. Взгляните, даже кровавый мясник Фрэнки Гордино выглядит легкомысленно в своей пижаме.
Сначала Маргарет не поняла, о ком идет речь, но тут же вспомнила ту новость, которую принес Перси, подслушавший разговор между капитаном и агентом ФБР.
— Он преступник?
— Да.
— И вы его не боитесь?
— Нет. Думаю, мне он ничего не сделает.
— Но говорят, он убийца.
— Что ж, на задворках общества, в трущобах, всегда была и есть преступность. Уберите Гордино, и кто-то другой тут же займет его место. Я бы его не трогала. Азартные игры, проституция существовали уже во времена Христа, и, если возникает преступность, ничего удивительного в том, что она становится организованной.
Таких речей Маргарет еще никогда не слышала. Возможно, сама атмосфера самолёта, дорожного знакомства, общие переживания помогали людям говорить искренне, высказываться откровенно. Кроме того, они сейчас вдвоем, в большой компании миссис Линеан наверняка не стала бы обсуждать такие темы. Маргарет заинтересовалась сидевшей рядом женщиной.
— Как вы считаете, не лучше ли для самой преступности быть, так скажем, неорганизованной?
— Конечно же, нет. При организованной не допускается никакой анархии. У каждой банды своя территория, и они, как правило, не переступают черту. Так лучше во многих отношениях.
Маргарет удивилась, что собеседница абсолютно спокойно говорит об этой жгучей проблеме.
— А как же малообеспеченные люди, те бедняги, что проигрывают в казино последние гроши, по сути, не имея шансов на выигрыш? А несчастные девушки, которые губят себя на панели?
— Знаете, если быть честной, меня это не очень волнует. — Маргарет напряженно всматривалась в ее лицо, пытаясь понять, насколько женщина искренна. — Я делаю обувь, это моя работа и кусок хлеба тоже. Собственно, не сама делаю, а руковожу обувной фабрикой. У меня обувь получается дешевой и практичной, служит пять — десять лет. Хотите — пожалуйста, можно купить кое-где подешевле, спору нет, но потом не жалуйтесь, если дней через десять она у вас порвется. Все это знают, и тем не менее некоторые покупают. Но я делаю и буду делать хорошую обувь, несмотря ни на что. Что поделаешь, если дурак покупает заведомое барахло, — дураку свою голову ведь не приставишь. И, если кто-то проигрывает деньги в карты, вместо того чтобы потратить их на ужин, это тоже не моя проблема.
— Вы когда-нибудь сами были бедной?
Миссис Линеан засмеялась.
— Коварный вопрос. Нет, признаюсь, не была. Дед, правда, начинал простым сапожником, отец же основал фабрику и передал ее мне, так что о жизни «внизу» я знаю немного. А вы?
— Тоже не очень, хотя, думаю, у людей есть веские основания, когда они воруют, играют или продают свое тело. Дело, к сожалению, не просто в глупости. Это жертвы жестокой системы.
— Говорите ну прямо, как коммунистка, — заметила миссис Линеан, но в ее словах не было никакой враждебности.
— Социалистка, — поправила ее Маргарет.
— Это хорошо. Во всяком случае, у вас есть убеждения. С годами жизнь меняется, и мы меняем свои убеждения, однако это довольно трудно, если изначально у тебя их не было. Нет-нет, не думайте, я не хочу показаться циничной. Я вообще считаю, что изменять высоким целям и идеалам нельзя, надо лишь учиться у жизни и корректировать их. Ну как, не надоела я еще вам со своими нравоучениями? Извините «старушку», сегодня мне исполнилось сорок.
— Примите мои искренние поздравления.
«Очень занятная женщина», — подумала Маргарет. Обычно ей не нравились люди, которые приспосабливались к жизни, но миссис Линеан не такая, она учит становиться мудрее, набираться опыта.
— А у вас есть идеалы?
— Не знаю, не думала об этом. Хочу делать хорошую обувь, вот и все, пожалуй. Конечно, далеко до идеала, но для меня это важно, я люблю свою работу, и она мне многое дает. Живу довольно обеспеченно, взрослые сыновья ни в чем не нуждаются, трачу уйму денег на тряпки. Другое дело, если бы я делала дрянную обувь, тогда я бы чувствовала себя мошенницей или даже преступницей, не намного лучше вот этого Фрэнки.
— Вы тоже в некотором роде социалистка, оказывается, — улыбнулась Маргарет.
— Ничуть, просто «унаследовала» идеалы отца. Вот вы, например, откуда взяли свои? Не от вашего же папочки, я думаю.
— Уже слышали о сцене за ужином, — грустно констатировала Маргарет.
— Нет. Присутствовала при ней.
— Ясно. Признаюсь честно, я хочу уйти от родителей.
— И что же вас удерживает?
— Возраст. Мне только девятнадцать.
— Ну и что? От родителей убегают и в десять, если очень надо.
— Я пыталась. Попала в переделку, в общем, меня вернула полиция.
— Вы слишком быстро сдаетесь.
Маргарет хотела объяснить, что дело совсем не в том, что она растерялась, не хватило мужества.
— Понимаете, у меня ни опыта, ни профессии, по существу. Образование я получила дома. Я не знаю, как мне заработать на жизнь.
— Дорогая моя, но вы же летите в Америку. Многие прибыли туда без гроша в кармане, а сейчас некоторые из них миллионеры. Вы умеете читать и писать по-английски, умны, привлекательны… Вам несложно получить работу. Я бы сама с удовольствием взяла вас.
У Маргарет чуть сердце не выпрыгнуло от радости. Вот так миссис Линеан! Это же шанс.
— Вы действительно дали бы мне работу?
— Конечно.
— Но какую?
Ее собеседница на секунду задумалась.
— Определила бы работницей в отдел сбыта готовой продукции — вели бы техническую документацию, работали секретарем-делопроизводителем, сначала пришлось бы подавать кофе, но зато потом, если бы показали себя, я сделала бы вас помощником коммерческого директора.
— А что это такое?
— Фактически, это тоже контакты с клиентами, но за более высокую плату.
Для Маргарет это было похоже на сказку.
— Подумать только, работать в настоящей конторе!
Миссис Линеан засмеялась.
— Ну-ну, не обольщайтесь. Для многих это скучная рутина.
— А для меня — целое приключение.
— Может быть, только вначале.
— И все же, неужели вы серьезно? Если я через неделю вдруг заявлюсь к вам в офис, вы дадите мне работу?
Миссис Линеан поразилась.
