– Давайте я отнесу, – предложил Арсаев.
– Нет. Пусть деньги отнесет Погосов. Заодно и увидит
человека, который передаст ему документы…
– Он врач и не разбирается в документах. А я
юрист, – не унимался Валерий, – кто быстрее сможет там разобраться?
– Верно, – согласился Суровцев, – пусть идет
Арсаев.
– Хорошо, – разрешил Лев Давидович, – значит,
завтра в пять часов вечера. Что вы думаете по этому поводу, господин эксперт?
Ваша версия оказалась несостоятельной? Никто Неверова не убивал?
– Возможно, он попал в автомобильную катастрофу или
серьезно болел, если так долго молчал, – попытался объяснить
Дронго, – на вашем месте я бы не торопился с выводами. Нужно подождать и
все тщательно продумать.
– А я думаю, что это какой-то аферист, который случайно
узнал про Неверова и решил сыграть с нами в грязную игру, – сказал
Арсаев. – Или его послал Френкель, чтобы узнать про документы. Если они у
нас, то мы не пошлем деньги. А если их нет, туда обязательно придет наш человек
с деньгами.
– Давайте прекратим это ненужное обсуждение. Деньги
будем готовить. Поедет Валерий Арсаев. Вы, Матвей Константинович, соберете всех
своих людей и оцепите Петровский пассаж так, чтобы оттуда и муха не выскочила.
Сколько там выходов?
– Я там не бываю, – ответил Суровцев, – очень
дорогое место.
– Четыре, – сообщил Арсаев, – по два с каждой
стороны.
– Оцепите все четыре выхода, – распорядился
Деменштейн, – и пусть на этот раз там дежурят лучшие ваши сотрудники. Если
сам Неверов приедет на встречу и привезет подлинные документы, то не нужно его
трогать. Пусть подавится моими деньгами. Лишь бы он сдал нам все документы. А
потом мы его всегда найдем при желании.
– Странно, что бывший следователь по особо важным делам
так глупо себя ведет, – задумчиво произнес Погосов, как бы размышляя
вслух.
– Когда человек хочет получить такую сумму денег, он
становится либо безумцем, либо маньяком. Он теряет голову и видит перед собой
только эти деньги, – сказал Деменштейн. – Завтра в полдень мы
встречаемся с вами снова. Если у кого-то будут свои предложения, вы можете мне
их сообщить. Но пусть каждый из вас помнит, что молчание – это настоящее
золото. Регины больше нет в кабинете. Значит, о завтрашней встрече знаете
только вы четверо. Если не считать нашего эксперта, которого раньше не было,
остаетесь вы трое. И если кто-нибудь в мире узнает о том, что завтра мы
встречаемся с Неверовым, я обвиню в этом вас троих. Солидарно, господа, солидарно.
Через минуту мы сможем расстаться с вами навсегда. Надеюсь, что я высказался
предельно ясно. На вашем месте я бы следил не только за собственным языком, но
и за поведением остальных членов вашей импровизированной группы.
В этот момент дверь в кабинет открылась. Лев Давидович
удивленно поднял брови. Никто, даже вице-президенты компании, не смел входить в
его кабинет без разрешения. Но это была его супруга. Она прошла через приемную,
даже не взглянув в сторону Регины и чуть заметно кивнув Замире, зная, как это
сильно раздражает личного секретаря. Затем открыла дверь и вошла в кабинет.
– Здравствуйте, господа, – сказала она хорошо
поставленным голосом телевизионного диктора.
Мужчины поднялись. Вошедшая в кабинет женщина была одета в
строгий серый костюм. В руках была сумочка от «Chanel». Характерная стеганая
сумочка с логотипами знаменитой фирмы. Обувь была от этой же фирмы. Серый
костюм – с узнаваемой клеткой на воротнике от фирмы «Вurberry». Она была
довольно плотной женщиной, начинавшей раздаваться, несмотря на многочасовые
занятия фитнесом и строгие диеты. Высокие скулы, немного пухлые губы, очевидно
уже знакомые с ножом хирурга, холодные голубые глаза. Волосы у нее были светлые
и густые, идеальный нос тоже вызывал некоторые подозрения насчет искусственности
своего происхождения. Она взглянула на каждого из находившихся в кабинете.
Небрежно кивнула Погосову, улыбнулась Суровцеву, нахмурилась Арсаеву и
внимательно оглядела Дронго. Даже очень внимательно, задержав взгляд на его
обуви. Очевидно, в этот кабинет подобных сотрудников еще не приглашали.
– Надеюсь, ты не занят? – спросила она у мужа,
удовлетворившись осмотром всех присутствующих.
– Нет, – быстро ответил он, – мы уже
закончили наше совещание.
– Это тот самый эксперт, о котором мне говорил
Валерий? – спросила она мужа, показывая на Дронго, словно он был
неодушевленным предметом.
Если олигархи становились бесчувственными и невоспитанными,
позволяя себе любые выходки, унижая подчиненных и не замечая своих сотрудников,
то жены олигархов были больше олигархами, чем они сами.
– Это господин Дронго, – представил его Лев
Давидович, – а это моя супруга Снежана Николаевна.
– У нас настоящий кавказский дом, – сказала она
безо всякой интонации в голосе, глядя на Дронго, – вы, наверно, тоже с
Кавказа, как Погосов и Арсаев?
– Я из Баку.
– Я была в Баку, – сообщила она, – два раза.
Мне понравился ваш город, хотя говорят, что там бывают сильные ветра.
– Это как повезет, – ответил он, пряча улыбку.
Она, очевидно, почувствовала какой-то подвох и, резко
повернувшись к мужу, громким голосом спросила:
– Я могу поговорить с тобой наедине? Или мне подождать
в приемной?
– До свидания, господа, – кивнул Деменштейн.
Они вышли из кабинета гуськом. Суровцев не удержался и
громко фыркнул в приемной, не глядя на Дронго.
– Все эти эксперты очень умные. Говорят одно, а
получается другое. Им даже не стыдно, что их версии лопаются одна за другой.
Он махнул рукой и ушел. Арсаев поспешил в свой кабинет.
Дронго вместе с Погосовым вышли в коридор. Регина и Замира смотрели им вслед.
– Что вы об этом думаете? – спросил Дронго,
обращаясь к Погосову.
– Не понимаю. Какое-то странное поведение Неверова,
скорее истерического плана. Мне ваши доводы показались достаточно
убедительными. И вдруг этот телефонный звонок. Почему через полтора месяца?
Почему именно сейчас? Почему он столько молчал? Не понимаю.
– Арсаев тоже не верит, что это сам Неверов.
– Зато Матвей Константинович верит, – усмехнулся
Погосов. – Посмотрим, что будет завтра. Я бы не рассчитывал на легкий
успех. Он должен понять, насколько опасно ему снова пытаться шантажировать Льва
Давидовича. Тогда получается, что он либо дурак, либо сумасшедший. Я не очень
верю ни в первое, ни во второе. И против этих обысков я возражал. Он ведь был
следователем по особо важным делам. Всю жизнь проработал в прокуратуре. Должен
был понимать, что Деменштейн так просто не сдастся. И обыски в его квартирах
обязательно сделают. Ничего не понимаю. Только этого парня жалко, Вострякова.
Он действительно пострадал. И во всем действительно виноват только я один. Нужно
было не слушать Деменштейна и Суровцева. Но меня охватил азарт, хотелось
узнать, где скрывается Неверов, куда он мог спрятать документы. Попал под этот
общий психоз толпы. Достаточно было посмотреть на лицо Вострякова, чтобы сразу
понять, насколько мог ему доверять или не доверять его двоюродный дядя.
Востряков был только курьером, а мы считали его чуть ли не главой преступного
клана или хотя бы его «консильери». Так, кажется, звали советников Крестного
отца?
