– И вы ему отказали?
– Конечно. Потом пришло первое письмо. Я обязана читать
всю приходящую почту, но не особенно поняла, что именно они хотели. Решила
только, что именно он звонил и поэтому написал такое письмо. Я сразу отдала его
шефу.
– Что было потом?
– Он был в плохом настроении весь день, я это видела.
Явно нервничал. Переживал, но старался не показывать своего настроения. Он
вообще не любит, когда кто-то чувствует его состояние. Считает, что это мешает
бизнесу. Никаких личных чувств на работе, часто говорит он.
– После первого письма были и другие?
– Да. Второе и третье. Но после первого письма это
ничтожество Востряков снова позвонил, попытался меня уговорить на личную
встречу. Или хотя бы соединить с Львом Давидовичем. Я, разумеется, сразу
отказала. Тогда пришли еще два письма. После второго шеф предупредил меня,
чтобы я не читала эти письма, а сразу передавала их ему. Во втором были
документы, копии акционерных договоров, какие-то банковские счета. Третье
письмо, не читая, я передала ему.
– В третьем было то же самое.
– Да, – машинально кивнула она и вдруг испугалась:
– Но я его не читала.
– Конечно. Но любопытство взяло верх, и вы его
просмотрели.
– Нет. Я машинально сказала вам «да». Третье письмо я
даже не смотрела. Только раскрыла пакет и сразу отнесла Льву Давидовичу.
– Понятно, понятно. Вы сказали «пакет». Письмо было
большим?
– Да. Плотный пакет белого цвета. Такие продаются на
почте. Насколько я знаю, Суровцев потом проверял, откуда могли приходить
пакеты. Их можно купить на почте.
– А почему вы раскрыли пакет?
– У нас такой порядок. Запечатанные письма нельзя
передавать президенту компании. Против этого возражает служба безопасности.
Помните, был такой сумасшедший ученый-террорист, который рассылал всем белый
порошок. Вот они опасаются нечто подобного. Сначала все письма проверяют на
рентгеновском аппарате, чтобы не было взрывчатки или яда. И только затем
передают в нашу канцелярию.
– У вас солидное учреждение. Прямо как на режимном
предприятии. Раньше такие назывались «почтовыми ящиками».
– Может быть. Я не помню. Тогда мне было только десять
лет.
– И вы не успели вступить даже в пионеры?
– Не успела. Но октябренком была. Ходила со значком
Ленина-ребенка. Сейчас понимаю, что это было наивно, но тогда я так гордилась этим
значком. А к тому моменту, когда меня должны были принимать в пионеры,
Советский Союз рухнул.
– И третье письмо-пакет вы вскрыли, но не читали?
– Нет, – нервно ответила она, – и не нужно
смотреть на меня таким недоверчивым взглядом. Я действительно его не читала, но
там тоже были копии документов, это я успела увидеть.
– И вы отдали его своему патрону?
– Конечно. Он сразу приказал позвать всех троих к нему
в кабинет. Как и после второго письма. Что я и сделала.
– Кого троих? Суровцева, Погосова и Арсаева?
– Да. Всех троих. – Она выпила свой уже остывший
чай. Поставила чашку на столик. – Лев Давидович попросил меня быть с вами
откровенной, поэтому я рассказываю вам обо всем с такими подробностями.
– Вы давно работаете у Деменштейна?
– Три с половиной года.
– И сразу главным секретарем?
– Нет, не сразу. Первые несколько месяцев я работала в
канцелярии, затем перевели обычным секретарем. И только через полгода я стала,
как вы выразились, «главным». Хотя у нас говорят иначе. Я личный секретарь, а
Замира просто секретарь шефа. Вот и вся разница.
– Нравится?
– На личные вопросы я тоже должна отвечать? –
удивилась Регина.
– Это не личный вопрос. Мне интересно, насколько
комфортно вы чувствуете себя на вашей работе.
– Очень комфортно и хорошо, – сказала она, подчеркивая
каждое слово. – Мне нравится моя работа и мой оклад, который платят за мою
работу. Вас удовлетворяет такой ответ?
– Вполне. А какой оклад? Я просто не успел уточнить у
Льва Давидовича.
Она назвала сумму. Очень большую. И не только по кризисным
временам.
– В месяц или в год? – иронично уточнил он.
– В месяц, – гордо ответила Регина.
– Зарплата квалифицированного служащего за год. Очень
серьезная зарплата. Кажется, я продешевил. Нужно было взять с вашего босса
более солидный гонорар.
– А сколько он вам пообещал? – поинтересовалась
она.
– Это я вам сказать не могу. Коммерческая тайна.
Конкуренты поймают и убьют меня где-нибудь в подворотне от зависти. А
Министерство налогов меня просто засудит.
Оба улыбнулись друг другу.
– У вас все получают такие зарплаты? – спросил
Дронго.
– У нас богатая компания. Одна из самых больших в
стране, – пояснила Регина.
– В таком случае сколько получает Замира, второй
секретарь? – неожиданно уточнил Дронго.
Она замолчала. Лгать не имело смысла, говорить правду не
хотелось.
– Меньше, – призналась она, – гораздо меньше.
– Сколько? – настаивал Дронго.
– Спросите сами у Льва Давидовича, – немного
раздраженно ответила Регина.
– Это не ответ. Зачем его беспокоить, если вы знаете
точный ответ? Если не ошибаюсь, он просил вас быть достаточно откровенной. Или
нет?
– Она получает… – Регина назвала цифру, которая
была меньше ее зарплаты примерно в два с половиной раза.
– Солидная разница, – заметил Дронго.
– Хватит, – попросила она, отодвигая от себя
пустую чашку. – Если вы намекаете, что у нас с шефом какие-то особенные
отношения, то не нужно мне этого говорить. Я просто хорошо делаю свое дело.
– Не сомневаюсь. Он давно женат?
– На эти вопросы я отвечать не обязана. Можете
спрашивать у меня все что угодно о моей личной жизни и нашей работе. Но личная
жизнь Льва Давидовича – это его личная жизнь, и вы можете спрашивать о ней
только его самого.
– Согласен. Тогда поговорим именно о вас. Насколько я
знаю, у вас есть друг?
– Кто вам сказал? Впрочем, какая разница. Да, есть. А
почему он вас так интересует? И вообще, почему у вас такой болезненный интерес
именно к моей личной жизни? Какое это имеет отношение к проходимцу Вострякову,
к исчезнувшему Неверову, к его письмам?
– Откуда вы знаете, что Неверов исчез?
– Об этом все знают. Наши сотрудники говорят, что
шантажист, который решился на подобную глупую акцию, сбежал за границу и теперь
там прячется. А второго сделали идиотом, когда Погосов колол ему свою
«сыворотку правды».
