– Мы вызвали еще нескольких сотрудников, чтобы найти
нож, – сообщил Квернер, – но внизу сейчас более тысячи человек.
Трудно организовать целенаправленные поиски. Убийца мог просто выбросить нож
или спрятать его в своем номере. А обыскивать все номера мы не имеем права –
трое подозреваемых с дипломатическими паспортами. Но в остальных местах мы
будем искать.
– Пусть посмотрят в соседних туалетах, – предложил
Дронго.
– Уже смотрят. Нам нужно еще получить согласие
посольства на допрос супруги посла и их советника. Господин посол Набатов сам
согласился отвечать на наши вопросы, без консула. А они могут не согласиться.
Но где сейчас ночью мы найдем их консула? – вздохнул Квернер.
– Если позволите, я поднимусь наверх и переговорю с
женой погибшего и супругой посла, – предложил Дронго. – Надеюсь, что они
не откажутся со мной переговорить. Я могу сделать это как частное лицо.
– Вы думаете, что они захотят с вами
разговаривать? – устало поинтересовался Штреллер.
– Во всяком случае, я попытаюсь. Ведь официально вам
все равно придется ждать завтрашнего утра.
– Идите, – согласился Штреллер, – а мы пока
поговорим с остальными. Должен вам сказать, что мы сейчас отправляем тело к
патологоанатомам, но они выйдут на работу только к девяти утра.
– Не думаю, что они установят другие причины
убийства, – вставил Квернер, – просто у нас такой закон.
– Я думаю, что у вас правильный закон, – кивнул
Дронго, – и вообще вы все делаете правильно. Я поднимусь наверх и
постараюсь вызвать на откровенность этих двух дам. В каком номере он жил?
– В сьюте на восьмом этаже, – Квернер назвал
номер, и Дронго вышел из кабинета.
В коридоре рядом с послом уже стоял Баграмов, который
тревожно оглядывался по сторонам, словно ожидая нападения. Дронго прошел к
кабине лифта, достал свою карточку. Черт возьми, он допустил ошибку! На седьмом
и восьмом этажах его карточка не действовала. Чтобы кабина лифта поднялась на
эти этажи, у него должна быть другая карточка-ключ. Он снова вернулся в кабинет
менеджера, и еще несколько минут они ждали, пока им принесут новую карточку.
Только после этого Дронго снова вошел в кабину лифта и поднялся на восьмой
этаж.
Пройдя к дверям сьюта, он позвонил. Прислушался. За дверью
была тишина. Он позвонил еще раз. Услышал торопливые шаги. Дверь открыла сама
Рахиля. Она была без обуви, волосы немного растрепаны. Рахиля взглянула на
незнакомца и нахмурилась.
– Мы заняты, и нас нельзя беспокоить, – произнесла
она на неплохом немецком, собираясь закрыть дверь.
– Простите, – сказал по-русски Дронго, – но
мне нужно поговорить с вами и с вашей троюродной сестрой. Если вы, конечно,
разрешите.
Она удивленно подняла брови. Внимательно посмотрела на
стоявшего перед ней незнакомца, оценила его одежду, рубашку, галстук, обувь.
Этот тип не был похож на обычных тупых полицейских. И говорил на таком
безупречном русском языке… Она сделала шаг назад, словно еще более внимательно
рассматривая мужчину.
– Ваше лицо кажется мне знакомым, – призналась
она. – Мы где-то раньше виделись?
– Весь сегодняшний вечер, – пояснил Дронго, –
просто я сидел за соседним столиком. А вы сидели ко мне немного боком.
– Я вас вспомнила, – кивнула Рахиля, –
действительно, вы были за соседним столиком. Как странно. Значит, вы из полиции
и специально были за соседним столиком, чтобы нас охранять? Или следить за
нами?
– Все ваши предположения неверны, – улыбнулся Дронго, –
я всего лишь эксперт по вопросам преступности и приехал сюда отмечать Новый
год. Мы случайно оказались за соседними столами, и точно так же случайно я
слышал почти все ваши разговоры. Кроме того, я говорю по-русски и много лет
знаю начальника венской полиции господина Морбитцера. Поэтому меня попросили
подключиться к расследованию в частном порядке и переговорить с вами. Учитывая,
что у вас есть дипломатический иммунитет.
– Хорошо, что вы об этом знаете, – усмехнулась
она. – А вам известно, чья я дочь?
– Разумеется. Ваш уважаемый отец уже столько лет
президент страны, которую представляет в Германии ваш муж…
– И вы все равно решили меня допросить? – Ее даже
немного забавляла эта ситуация.
– Нет, не допросить, а переговорить – пока следователи
не получили согласия вашего посольства и не вызвали сюда вашего консула.
– Если я откажусь говорить, ни один наш консул не
посмеет меня заставить, – торжествующе сказала Рахиля, – и даже наш
министр иностранных дел не посмеет это сделать, если я не захочу с ними
разговаривать.
– Я не об этом, – возразил Дронго. –
Совершено убийство. Погиб ваш родственник, муж вашей сестры. А вы все являетесь
свидетелями. Будет гораздо лучше, если мы переговорим еще до того, как сюда
приедет ваш консул. Вы вообще можете отказаться с кем-либо разговаривать. Ваш
дипломатический статус позволяет вам не встречаться с ними и уехать из Вены. Но
ваше реноме… Вы ведь известный человек. Пойдут слухи, недомолвки, разговоры…
Зачем вам все это нужно? Тем более если вы его не убивали.
– А вы в этом сомневаетесь? – криво усмехнулась
Рахиля.
– Полагаю, что нет. Но переговорить нам все равно
нужно.
– Как вас зовут?
– Меня обычно называют Дронго.
– Какое странное имя!
– Это кличка.
– Вы наш соотечественник?
– Мы все в какой-то мере бывшие соотечественники из
единой большой страны. Но сегодня мы уже друг для друга иностранцы.
– Понятно. Входите и закройте дверь.
Он вошел, мягко закрывая за собой дверь.
– Идемте в гостиную, – предложила Рахиля, – и
учтите, что говорить нужно тихо. Я дала снотворное Айше, она сейчас спит.
Бедняжка совсем плохо себя чувствует, и я ее понимаю. Потерять такого мужа…
Они прошли в небольшую гостиную. Рахиля закрыла дверь в
спальню, вышла в ванную комнату. Через минуту она вернулась. Волосы были
уложены, она надела обувь, успела подвести глаза. Уселась на диване, кивком
головы пригласив Дронго занять место рядом. И когда он сел, наконец спросила:
– Вы подозреваете кого-то конкретно?
– Пока у меня нет для этого оснований. Хотя, судя по
разговорам, его не очень любили.
– Это неправда, – быстро возразила она, – его
как раз все любили. И слишком много любили. Женщинам он безумно нравился.
Сексуальный, чувственный, умеющий ухаживать, умеющий нравиться, если хотите. К
тому же обеспеченный человек.
– Я не об этом. Насколько я знаю, у Фаркаша были
большие проблемы с компанией, которую возглавлял Галимов. Да и Давид был не
очень доволен своим положением. Возможно, я ошибаюсь, но и Яцунский был не
очень расположен к своему шефу. Они говорили на «вы», а близкие люди так не
разговаривают. Даже Руслан и Амалия были объединены какой-то общей тайной, о
которой никто не знал.
