«Мистер Хэлшоу» вышел из палатки. Порывшись в карманах, вытащил мятую пачку сигарет. Закурил.
– Тоже не спится? – спросил его шотландец, сидевший у костра.
– Угу.
– Присаживайтесь, – хлопнул ладонью Фицрой по траве рядом с собой.
– Спасибо, сэр МакМиллан.
– Слушайте, давай без вот этого всего. Я человек военный, простой служака ее величества. Зовите меня Фиц.
– Полковник? Простой?..
– Да. Когда сидишь в крепости, обложенной со всех сторон обезумевшими макаками-сипаями, весь внешний искусственный лоск улетучивается, просто слезает, как кожа кобры. Война не делает различий, кто ты, кавалер ордена Британской Империи или карманный воришка. Главное, человек ли ты. Осадное, безвыходное положение, знаете ли, быстро расставляет всех по местам, и выясняется, кто есть кто.
– Ох-хо-хо, Фиц, поверьте, уж я-то знаю это! – вдруг заверил собеседника седобородый мужчина, что давеча присоединился к компании искателей сокровищ, выйдя в круг света из сумрака джунглей.
=17=
«…Раз уж расплата за них столь высока, – продолжал я говорить. – Я уже десятки тьма-светов тут живу один, сходя с ума от одиночества. Звери мне больше не страшны, но я начал бояться самого себя… Однако теперь, когда у меня… э-э, есть рядом еще человек, все переменится. И ты тоже поймешь, что именно это здесь самое-самое важное – когда рядом человек. Вполне может быть, что я тебе неприятен и ты меня невзлюбила с первого взгляда, а позднее вообще возненавидишь всеми фибрами души. Но извини меня, уж в этом нет моей вины. Здесь, в ЗОНЕ, выбирать не приходится. Никогда не знаешь, какую пакость она в следующую секунду сотворит. Ты не сочти за саморекламу, но посмею заявить, что тебе случился тип в общем-то добродушный по здешним меркам. Нетипично честный и откровенный к тому же. Урод, словом. Могло быть гораздо хуже, поверь, неизмеримо хуже. Я тебе не навязываюсь, ни в коем случае. Хотя уж что-что, а навязаться могу, и со стопроцентным успехом. Я ведь хозяин положения. Хочешь ты этого или нет. А ты – свеженькая… Пока еще только краешком ступни в дерьме запачкалась. Но везучая ты, несомненно, уж поверь моему горькому опыту. Так вот… Стало быть, мой дом – твой дом, если хочешь. Не хочешь – уходи. Задерживать не стану. Даже не потребую натурной оплаты за спасение. Можешь не опасаться. Насильно – не желаю! За время, проведенное здесь, я как-то ухитрился убедиться, что любые телесные удовольствия мгновенны, и…»
Я сделал паузу, замолчал, пристально всмотрелся в лицо новенькой, пытаясь оценить, какое впечатление на слушательницу производят мои слова. Если не поймет, что каждое из них истинная правда, то… совсем скоро я опять останусь один.
«Потому что я не животное, не скотина. Пусть это глупо и наивно звучит, но лично я больше всего на свете желаю даже тут, в ЗОНЕ, остаться человеком. Пусть в моем понимании. Вполне вероятно, извращенном и не соответствующем нормальному, но – моем. Сам не знаю, как бы тебе растолковать, что я… э-э-э, подразумеваю под признаками человечности, да и не стоит, пожалуй, и без того уже разговорился немерено… Короче говоря, с тобой по нормам здешнего мира я поступить не смогу. ЗОНА еще меня не одолела… Честно признаюсь, хочется, ох и хочется же уступить соблазну! Ты ведь для меня ошеломляющий подарок… все драгоценности вселенной по сравнению с твоим появлением… в стекляшки превратились…»
Мой голос против воли срывался, и говорить ровно мне уже почти не удавалось. Но я очень, очень старался не лишиться дыхания раньше, чем договорю.
«…и даже не потому, что ты существо женского пола моего биовида… а потому, что… разумная! Не просто самка. Я чувствую в тебе тоже человека. Понятно выражаюсь?.. То есть чувствую такую же, как я. А это важнее всего здесь, и я понял это… э-э, воя от тоски в безразличный к моим мучениям потолок Бункера. Важней всего, когда рядом находится кто-то, кому веришь, кто надежно прикроет спину и согреет душу. Во-от. Кажется, основную идею я тебе объяснил!»
Моему голосу все же удалось окрепнуть, выровняться, и завершающую мысль я сконвертировал в произнесенные слова почти без запинок и пауз.
«Да, ты только не подумай, что мне совершенно все равно, что ты девушка. Вовсе нет. Я хоть и недобитый ЗОНОЙ идеалист, уродливое исключение из ее правил, но организм мужского пола, со всеми, э-э, прискорбно вытекающими естественными последствиями. Так вот. Можешь считать, что это я тебе многословно в любви признался. Удивлена, знаю, но в ЗОНЕ все происходит быстро, сжато, в темпе. Растягивать просто некогда. Тормозящие здесь обречены. Это внутри Бункера я еще могу с тобой… м-м-м, нежиться и часами общаться по душам, а снаружи философствовать не получится. Ну, сама узнаешь. Только просьба… э-э-э, одна такая горячая, вечная у меня просьба! Мольба даже! Заклинание! Заклинаю всем святым, что лично для тебя свято… никогда не прыгай! Ни-ког-да, слышишь? Не пытайся уйти легким путем. Он ведет в никуда».
Я замолчал и с облегчением подумал, что уф-ф-ф, все-о-о сказал! Справился. А мог и запутаться при конвертации мыслей в слова от волнения.
Девушка ни разу не перебила меня. Выговорив-шись, я выдохся, опустошился, иссяк. Заткнув словесный фонтан, поник, сгорбился, опустил глаза, перестал на нее смотреть. На столешнице заметил пятнышко, очертаниями как листок кленовый, на него и таращился. И откуда оно взялось, этакое канадское пятнышко, мелькнула в моей опустошившейся башке рассеянная, растерянная мыслишка… Все, что только-только исторг, уже напрочь вылетело из головы. До того велико было нервное напряжение, и снедало желание быть услышанным.
Хорошо, что рекордер, о котором я совершенно забыл, был все-таки включен и зафиксировал мою страстную речь! Иначе потом ни за что не смог бы воспроизвести ее дословно.
«Если ты не врешь, – выдержав паузу длиной с фасад самого большого театра, едва слышно, почти шепотом наконец произнесла Натача. – Тогда у моего… то есть нашего с тобой положения никаких обнадеживающих перспектив нет».
«Витиевато, но верно. Не вру… – с трудом выдавил я, проталкивая слова сквозь пересохшую глотку. – Хотел бы сам, чтобы все это было моими фантазиями. Но тут, в ЗОНЕ, любая жуткая фантазия, похоже, самая что ни на есть реальность. В том-то вся соль. Мы находимся в воплощенном кошмаре. Вроде как… э-э-э, в любовно собранную коллекцию ужасов мироздания попали. Прямо в экспозицию. Из всей этой неприглядности, что мрачнеет вокруг, можно было бы сработать потрясающий сериал, куда там всяким зловещим мертвецам и вязовым кошмарам. Вся беда, что нам этот сериальчик не посмотреть, сидя в уютном кресле перед экраном… Нам в нем жить предначертано. По ту сторону экрана, внутри. Такие дела».
Вздохнув совсем уж тоскливо, я грустно посмотрел на свою невольную компаньонку. Так-то вот, девочка. И никуда не денешься из этого кошмара. Прыгнуть я тебе не позволю. Во всяком случае, без меня – точно не…»
* * *
Раскурив трубку, МакМиллан долго сидел, в задумчивости глядя на танец язычков пламени.
