– Прошло больше недели, а звонка от похитителей до сих пор нет, – сказал Максим задумчиво. – И я не думаю, что вы его дождетесь. Более того, я считаю, что время упущено. Этим людям не деньги нужны.
– А что тогда? Что им от меня нужно? – взвился Рыжиков, и Максим увидел красные с желтыми прожилками белки его глаз. Да, хреново выглядит господин директор «Стройсервиса». Понятное дело, третья ночь без сна.
– Все, что угодно. Этот дом, например, фирма, машина, собаки. Все, что угодно, – повторил Максим.
– Глупости! – встрял Большаков. – Ерунда все это. Деньги – вот их цель. Надо ждать.
– Ждите, – Максим уселся на стул верхом и положил подбородок на обитую светлой тканью спинку, – я вам указывать не могу.
Пауза затянулась. Большаков смотрел на хозяина, Рыжиков – на фотографию дочери на столе перед собой, а Максим в окно. Отсюда, с третьего этажа особняка, отлично просматривались крыши многоэтажек – дом Рыжикова находился в пригороде. Хозяин появлялся здесь редко, он постоянно обитал в городской квартире или в офисе на «объекте», стройке века – второй очереди ГАЭС. Выигранный подряд на строительство котлована сулил в будущем безбедную жизнь не одному поколению семейства Рыжиковых, да и в настоящем они не бедствовали. Настя была его единственным ребенком, и все дивиденды с нажитого непосильным трудом предназначались ей. Девочка исчезла несколько дней назад, и безутешный отец рвал и метал. Зазвонил мобильник, Рыжиков посмотрел на экран и взял телефон в руки.
– Да? Да, завтра. Главбуху отнеси, она в курсе, я ей звонил. А сам не соображаешь? Я за что тебе зарплату плачу́? – рявкнул Рыжиков в трубку. Он орал еще с минуту или чуть больше, потом нажал «отбой».
– Придурки беспомощные, – пожаловался он Большакову, тот прогудел в ответ что-то сочувственное и предложил:
– Ну, хочешь, я туда съезжу, проконтролирую – как да что.
– Нет, ты мне здесь нужен. Сам поеду. А вы тут подумайте, что можно сделать.
– Мне на место надо съездить, посмотреть, – заявил Максим.
– Тебе сказано сто раз – я там был, прошел от площади через овраг и до гаражей два раза. Она там не появлялась, и водитель тоже, – не поворачивая головы, ответил Большаков.
– Хорошо, – согласился Максим. – Нет, так нет, как скажешь. А подруги, друзья, одноклассники – они что говорят?
– Ее в тот день после школы никто не видел, – хором отозвались Рыжиков и Большаков.
Разговор снова зашел в тупик, но Максим уже догадывался, каким будет следующий ход Рыжикова. И не ошибся – тот поерзал на стуле, порылся в ящиках стола, покрутил в руках дорогущий мобильник и, наконец, решился:
– Анатолий Дмитриевич, теперь ваша очередь раскрыть карты. Вот тезка ваш, – Рыжиков указал телефоном в сторону набычившегося Большакова, – вам все поведал, как на духу. Ваша очередь. Что привело вас в детдом, что вы там обнаружили? Поймите, если эта информация поможет мне найти Настю, отсюда вы выйдете очень богатым человеком. Очень богатым, – последние слова Рыжиков произнес так, словно говорил с умственно отсталым ребенком.
«Я тебе сам заплачу́» – Максим выпрямился на стуле, побарабанил пальцами по деревянной спинке.
– Там ее нет. Я фотографии видел.
– Какие фотографии? Чьи? – не понял Рыжиков.
– Фотографии детей, девочек, от десяти до тринадцати лет. Мне была дана ориентировка на ребенка этого возраста. Я прикинулся клиентом, заплатил директору и получил портфолио детей, если это можно так назвать. Насти среди них нет, можете мне поверить, – пояснил Максим.
Рыжиков из его рассказа ничего не понял. Он беспомощно смотрел то на Большакова, то на свой мобильник, словно ждал звонка от сведущего в таких делах человека. Но выключенный телефон безмолвствовал, и Рыжикову стало страшно.
– Анатолий Дмитриевич, прошу вас, я не сплю уже третью ночь, мне не помогает ни снотворное, ни успокоительные. Какое портфолио, чье, зачем?
Большаков попытался что-то вякнуть, но Рыжиков знаком велел ему замолчать.
– Фотографии детей-инвалидов, их используют в качестве сексуальных рабов. Директор интерната, ее фамилия Боброва, организовала в детдоме что-то вроде притона и за плату предлагает всем желающим воспользоваться детьми. Из ее слов я понял, что таких желающих немало. Бизнес процветает, деньги она берет неплохие, и я уверен, что многие сотрудники интерната в доле. А кто не в доле, тот молчит, так как боится потерять работу. Еще мне удалось узнать, что в интернате высокая детская смертность. Умерших хоронят на соседнем кладбище, я сам видел таблички с фамилиями на детских могилах. При этом смерть не регистрируется, «мертвые души» продолжают приносить прибыль директору интерната и после своей смерти. Это все, что мне удалось выяснить, дальше меня прервали ваши люди.
Рыжиков молча выслушал Максима, затем обратился к Большакову.
– Боброва, Боброва… – я ее помню. Я ей денег еще приказал перевести, как благотворительную помощь. Перед Пасхой, что ли, ты не помнишь? Вот же тварь, я этого так не оставлю!
– Ага, перед Пасхой, полтора месяц назад, – подтвердил Большаков и синхронно с Рыжиковым перекрестился. Максим посмотрел на обоих, потом в окно.
– Адресок детдома кто подсказал? – Большакову не терпелось проявить себя перед хозяином.
– Суббота, из областной опеки. И сумму сама назвала, я не торговался, – ответил Максим, скрывать ему было нечего.
– Вот паскуда, – отозвался Большаков, – ты смотри, что творит! Серег, ты ее помнить должен – ноги кривые, шея волосатая, я тебе ее показывал на приеме! Мы еще поспорили, что это переодетый мужик!
– Помню, – вздохнул Рыжиков. – Она же от меня ни на шаг не отходила, пока я ей благотворительную помощь не пообещал. И перечислил ведь, и сумма немаленькая была. Охренеть можно.
– Можно. Я когда к ней сунулся, ну, после того, как план с тобой согласовал, так она еще и с меня денег содрать попыталась. Тайна, говорит, охраняется государством. – При слове «государство» Большаков проржал коротко, но быстро осекся.
Максим в диалоге участия не принимал. Ну, вот, собственно, и все, они раскрыли друг другу карты, и что теперь? «Он знает, что я не маньяк, я знаю, что у него пропала дочь. И до сих пор не знаю, где Васька. Пора разбегаться. Мне надо вернуться на базу – забрать остатки денег из тайника за вентиляционной решеткой…» – но планы Максима так и остались планами, у Рыжикова на его счет были свои соображения.
– Я вас понял, – он поднялся со стула, вскочил и Большаков. Максим остался на месте – он никуда не торопился и знал, что дальше забора ему уйти все равно не дадут. Поэтому следующий ход решил сделать сам, предпочел опередить события и немного поторопить завязший процесс, но Рыжиков, похоже, обладал способностью читать чужие мысли.
– Анатолий Дмитриевич, думаю, вам придется задержаться здесь. Надолго ли – зависит от многих обстоятельств. Так будет лучше для всех, и для вас в том числе, – Максиму осталось только кивнуть все еще гудевшей после «вчерашнего» головой. Рыжиков продолжил:
