Ужин разнообразием не поразил: два ломтика жареной рыбы, две ложки картофельного пюре, два куска хлеба и сладкий чай. Но соседям Максима по палате, людям, не видевших несколько месяцев подряд никакой еды, кроме помеси каши и баланды, это скудное угощение казалось изобилием. В конце концов, пустую посуду сдали пожилой неповоротливой раздатчице, и сразу после этого в коридоре и палате погас свет. Потом трепались традиционно минут сорок о том, о сем, но Максим в беседе почти не участвовал, отделывался междометиями и короткими фразами, потом улегся, отвернулся к стене. «Хорош болтать, спите» — подумал он, но прежде, чем все угомонились, прошло еще почти полчаса. Максим перевернулся на спину, лежал еще минут пять, прислушиваясь к ровному сонному дыханию людей. Все, теперь точно все, они заснули, можно идти. Нехорошо, конечно, что уходить в который уже раз приходится по-английски, не попрощавшись, но деваться некуда. Максим поднялся с кровати, вытащил из-под матраса оружие, рассовал все по карманам неудобной, на полтора размера больше, больничной одежды. Все, друзья, бывайте. У вас все будет хорошо, как в сказке. В доброй, естественно.
Максим выскользнул за дверь, прокрался через темный коридор, остановился у подоконника. Обе двери в коридор заперты, сюда, кроме дежурного врача, никто не войдет. Да и тот покажется не раньше полуночи, но так, для проформы, даже в палаты заходить не будет. Тяжелых больных нет, все «изолированные» быстро идут на поправку и уже почти не опасны. Максим посмотрел вниз, оценил обстановку за окном — темнота и пустота, все как по заказу. Ближайший источник света находится у противоположного края больничного корпуса, метрах в пятнадцати или двадцати отсюда. «Мы пойдем другим путем», — Максим влез на подоконник, повернул ручку, потянул створку на себя. Да, на улице не май месяц, надо поторапливаться. И шагнул в открытое окно, аккуратно прикрыл его за собой. Два коротеньких шажка по подоконнику и вот он, первый кирпичный уступ светло-бежевого цвета. Второй чуть в стороне, за него можно ухватиться уже замерзшими на холодном ветру пальцами. И дальше, по шажку, по ступенькам вниз по стеночке. Смотреть только перед собой и немного вниз, туда, где из темноты едва-едва проступают контуры следующей точки опоры. По красненьким, по беленьким, снова по красненьким — путь по кирпичам вниз пролегал как по клавишам. Максим вжался животом в стену и медленно, без лишних, резких движений двигался вниз. И все, вот он карниз, по сравнению с только что пройденной лестницей его ширина сопоставима с автобаном. Здесь на стройматериал не поскупились, по карнизу можно двигаться почти свободно, только не забывать прижиматься спиной к стене. Теперь надо быстро, но осторожно прошмыгнуть над темными окнами на первом этаже здания. Он примерился к броску и почти по пояс провалился в сугроб. Конечную точку маршрута Максим изучал особенно придирчиво, рассматривал каждый сантиметр снежного завала и пришел к выводу, что тот не опасен. Но проверил это только сейчас, и ни заваленных снегом кустов, ни замаскированной груды строительного мусора внутри не обнаружил. Спрыгнул с кучи слежавшегося снега и ринулся за угол здания. И тут же отпрянул. В торце здания оказалась дверь запасного выхода, и на его крыльце курили две медсестры. Обе женщины стояли, повернувшись к Максиму спиной, накинутые на их плечи куртки украшала надпись «Скорая помощь».
«Курить вредно, пить полезно», — Максим еще раз высунулся из-за угла, но снова пришлось шарахнуться назад. Тетеньки не столько дымили, сколько активно перемывали кости общим знакомым. «Идите вы отсюда, катитесь, проваливайте», — гипнотизировал сплетниц Максим, и те, наконец, послушались. Побросали окурки в урну и убрались в помещение. Максим прокрался вдоль стены, выбежал на крыльцо. Замок, вроде, не лязгнул, значит, дверь не заперта. Так и есть: она открылась легко, пропустила окоченевшего от холода человека в тамбур и тяжело захлопнулась за его спиной. Вторая дверь — со стеклом — дала возможность сначала осмотреться, а уж потом действовать. Максим просочился через приоткрытую дверь и скользнул к аптечному киоску. Потом, короткими перебежками, сначала за колонну в центре помещения, потом к газетно-журнальному ларьку, и дальше, к пустому в этот час «скворечнику» охраны. Там прислушался к отдаленным звукам голосов, долетавшим с дальнего конца коридора, перемахнул турникет и рванул налево, в самый темный угол. Пронесся мимо дверей: «Касса», «Профком», «Лаборатория имунно-ферментного анализа» и еще двух, без опознавательных табличек. И оказался на развилке, коридор здесь резко уходил вправо, а с левой стороны пряталась в полумраке скромная, из темного пластика дверь с закрытой ставнем «форточкой». «Камера хранения» — вот она, голубушка. Замок сдался минуты через три настойчивых просьб. Максим шагнул в темную комнатенку. Постоял немного во мраке и рискнул — нашарил на стене клавишу выключателя, хлопнул по ней ладонью. Лампа дневного света под потолком загудела недовольно, но скоро замолкла, хоть и моргнула несколько раз. Максим ринулся к стойке с пронумерованными шкафчиками, пересчитал их. Всего по четыре в каждом ряду, рядов шесть. Плюс еще такой же стеллаж у противоположной стены. Итого сорок восемь ячеек, на осмотр уйдет минимум полчаса, если не больше. Их же надо еще и вскрыть. Но замки тут такие, что ногтем откроешь, надо просто не глазеть по сторонам, а делом заниматься.
Свои вещи Максим обнаружил в тридцать седьмой по счету ячейке, да и то не сразу сообразил, чье это барахло. Прикрыл аккуратно дверцу, взялся за следующий замок, потом опомнился. Вытащил из вскрытого шкафчика объемистый, провонявший дезинфекцией пакет с надписью «Соколовский Сергей Леонидович». Здесь же приписка: домашний адрес больного. И как только язык тогда повернулся такое имя-отчество выговорить! «Многоликий ты наш», — Максим надорвал пакет. Надо же, они еще и опись принятых на хранение вещей составили! Мелкое барахло — ключ от квартиры и мобильник с давно севшим аккумулятором лежали в отдельном пакете, там же оказалась и зажигалка. И респиратор — его Максим тогда прихватил «на всякий случай», но воспользоваться индивидуальным средством защиты не успел, за что и поплатился. «Хорошо, что они там не уран разрабатывали, или ядерную бомбу собирали», — Максим переоделся и затянул на штанах ремень. Странно, еще несколько дней назад они так не висели, а сидели, как положено. Последствия больничной диеты, не иначе. Но отъедаться, отсыпаться — все это потом, и уже не здесь. Истекают последние часы его пребывания в этом городе. Осталось только получить проверенную информацию о месте пребывания Стрелкова и нанести удар. И уматывать с чистой совестью в угрюмую, но чистую и безопасную Скандинавию.
Максим зашнуровал ботинки, сложил больничную одежку в пакет, записку разорвал в мелкие клочки, бросил их сверху, сунул сверток под мышку. Потом по-хозяйски выключил в комнатенке свет, приоткрыл дверь и вышел за порог. Так, теперь быстро, очень быстро по коридору, на свет и голоса, к выходу. Максим промчался мимо знакомых дверей, вылетел на освещенное пространство и рванул к турникетам. Приготовился уже к броску, но пришлось остановиться:
— Мужчина, вы к кому? Как вы сюда попали? Уходите немедленно, или мы охрану вызовем! — Максим медленно обернулся на встревоженные женские голоса. Их было уже трое, двоих Максим видел, когда те курили на крыльце. А с первой познакомился гораздо раньше, недели две или три назад. Высокая чуть полноватая женщина с короткой стрижкой на крашеных каштановых волосах тоже узнала позднего посетителя. «На том же месте в тот же час», — Максим покачнулся, неловко взмахнул рукой и прилип спиной к прозрачному пластику кабины охранника.
