— Вы говорить можете? Что произошло?
— Bacillus anthracis, — с трудом выговорил Максим и ухмыльнулся невольно, заметив, как шарахнулись от него в разные стороны врач и медсестра.
Глава 6
— Все в порядке. Давление, правда, на нижней границе нормы, но это уже остаточные явления. Как вы себя чувствуете? — заботливо поинтересовалась тетенька-доктор, улыбнулась Максиму как родному и принялась перебирать многочисленные склеенные и сколотые степлером разноцветные листки. Результаты исследований, осмотров, перечень проведенных мероприятий и их результаты — почти как личное дело, только называется по-другому: выписка из истории болезни. Врач нацарапала на одном из листков несколько иероглифов и снова воззрилась на Максима в ожидании ответа. Большие квадратные очки над медицинской маской, свисающая на шею с дужек цепочка делали ее похожей на стрекозу-мутанта.
— Лучше всех, — Максим еще раз полюбовался сине-желтым пятном на локтевом сгибе своей левой руки и одернул рукав больничной пижамы.
— Вот и хорошо. Еще недельку-другую побудете у нас, чтобы уж окончательно убедиться, что вам ничего не угрожает — и все. Отдыхайте. — Полная женщина в белоснежном халате и туфлях на шпильках тяжело поднялась со стула, и направилась к следующему больному. За ней прошелестела свита из трех врачей и несчетного количества медсестер. Толпа загородила от Максима второго пациента карантинной палаты, но, судя по набору фраз и заданных больному вопросов, ритуал обхода повторился там слово в слово. И у третьей койки, и у четвертой. Максим порывался сбежать отсюда в первый же день, но передумал. Чувствовал он себя настолько паршиво, что решил остаться на два-три денька. Все же с «сибиркой» шутки плохи, а он, считай, в эпицентре взрыва бактериологической бомбы побывал. Поэтому и взял передышку, решил отлежаться, а заодно обдумать все хорошенько — все, что уже сделано, и что только предстоит совершить. Удобнее места не найти: кормят, лечат, лишний раз в палату никто не суется. Заходят, правда, через каждые три часа уборщицы, развезут шваброй по полу вонючий дезраствор и сразу бежать. И посетителей не пускают, даже тех, кто не из теплых чувств проведать больных притащился, а пожаловал по долгу службы. Понятное дело, что это не надолго, карантин скоро снимут, «заключенных», размещенных почти в половине палат на втором этаже больничного корпуса, выпустят на свободу. И попадут те прямиком в лапы следователей и дознавателей, ибо помимо биологической бомбы в городе взорвался еще и информационный фугас.
По обрывкам разговоров персонала больницы Максим догадался, что в городе происходят удивительные вещи. Главной новостью стало то, что Стрелков отстранен от должности. Во-вторых, распоряжение об отрешении Стрелкова от должности подписано губернатором собственноручно. Правда, пока о временном, до окончания расследования. В-третьих — проводить расследование в город приехали «комиссары» из области с четко сформулированной вводной: раскопать все, до чего смогут дотянуться. А руки у ребят оказались длинные и загребущие, полномочия неограниченные, а дар убеждать — как у хорошего экстрасенса. Иначе чем можно объяснить череду отставок, арестов и даже две попытки самоубийства среди представителей местной элиты — лавочников-олигархов и чиновников? И за всей этой круговертью и лавиной событий ясно просматривается одно — губернатор, чтобы усидеть в кресле, сдает своих. И действует по-стахановски, ударными темпами, выволакивает на свет божий такие подробности воровства, взяточничества и коррупции, что становится тошно, словно опять находишься рядом с оттаявшим мусорным полигоном. И почти все вырвавшиеся из «Ассортимента» свидетели и даже один соучастник преступления уже успели пообщаться с представителями губернатора. Все, кроме остающихся до сих пор на лечении трех человек и Максима. Впрочем, был еще пятый, но он до сих пор лежал в реанимации, и не то, что говорить — дышать мог пока с трудом. Ну, беседа с ним будет лишь формальностью, это уже понятно, никаких новых леденящих кровь подробностей он следствию не поведает. Зато выздоровления остальных спокойные люди в штатском очень ждали. От общения спасал категорический запрет главного врача, и «комиссары» пока проявляли понимание. И даже дежурили на первом этаже больничного корпуса, ненавязчиво интересуясь у входивших граждан — кто, к кому, зачем…
«Недельку-другую. Ага, сейчас», — Максим сделал вид, что задремал, дождался окончания обхода. Через неделю его самого уже здесь не будет. Хорошо, если Стрелков еще в городе, а если нет? Умотал за границу к любимой женушке, и все. Или сейчас, в эту минуту чемодан собирает. Нет, в больнице не то, что еще на неделю — на лишний час оставаться нельзя.
С того момента, как спала температура, эта мысль не отпускала Максима, не давала спокойно спать. Вынужденное заточение изматывало сильнее самой болезни. Хорошо, что легочную форму успели перехватить в самом начале ее развития, задавить зверским количеством антибиотиков, влитых в кровь через вену. «Остаточные явления» — последняя медсестра из свиты заведующего инфекционным отделением, наконец, покинула палату. Максим уселся на кровати, помотал головой, прислушиваясь к ощущениям и поднялся на ноги. Посмотрел на «сокамерников» — двое спят, один лежит на спине и пялится в потолок, четвертый ищет под кроватью тапки. Тоже куда-то собрался, но дальше сортира на этаже не уйдет.
— Покурить бы, — пробурчал тощий, коротко остриженный мужичок со старым белым шрамом над верхней губой. Нашарил, наконец, безразмерные черные тапки и зашаркал к двери, придерживая пижамные штаны. Максим пропустил страдальца впереди себя, оглянулся на свою аккуратно застеленную кровать. В ту ночь, вернее, уже под утро, последнее, что он помнил — это как прятал между сеткой и матрасом свой арсенал. И психовал каждый раз, когда выходил из палаты, как пионер, переживая, что вожатый найдет тайник и вытряхнет оттуда все самое сокровенное. Максим не спеша обошел коридор по периметру, подошел к закрытым дверям, покрутил ручки для очистки совести. Закрыто, надо же, какой сюрприз. Никотинозависимый сосед по палате уже брел обратно, махнул ему забинтованной рукой и скрылся за дверью. Иди, дядя, иди, мне свидетели не нужны. Максим прижался носом к стеклу и принялся разглядывать уличный пейзаж. Вернее, ту его часть, которая примыкала к стене больничного корпуса. И саму стену, конечно. Здание кирпичное, старое, строилось давно, в украшении фасада использовался такой элемент отделки, как вмурованные в общую кладку разноцветные кирпичные обломки. Эти малюсенькие «ступеньки» образовывали хитрый орнамент и вполне могли послужить в качестве лестницы. Самый крутой и короткий маршрут пролегал между двумя окнами справа от подоконника и вел к узкому кирпичному же карнизу над окнами первого этажа. Если спуск пройдет удачно, то по карнизу можно добраться до угла здания и спрыгнуть вон в тот сугроб. На этом разработка маршрута заканчивалась, что делается за углом здания, Максим не знал. Но это и неважно, его целью был первый этаж, где находится кладовка. По полученным «агентурным» данным, именно там, в «камере хранения», находится все, что изъяли у больных «сибиркой», и что могло представлять опасность. Нет, можно конечно, рискнуть, дождаться темноты и попытаться добраться до дома в больничной пижаме. Но, во-первых, нужен ключ от квартиры, а во-вторых, так и в дурку недолго угодить. Ментов в городе полно, они сейчас особенно злые, обстановка в городе нервная. В любом случае, надо дождаться вечера, чтобы спокойно попасть на первый этаж, найти кладовку и без помех покопаться в ее содержимом.
