— Нет, пока все есть, спасибо. А ты к вечеру вернешься? — поинтересовалась Вика и расчихалась. И, кажется, не расслышала ответ: «Не знаю».
— Ты позвонишь? — полуутвердительно спросила она.
— Да, когда вернусь. — Максим нажал клавишу отбоя, убрал телефон, расплатился с официантом и направился к своему «дому». Надо подготовиться, собраться с мыслями и еще раз мысленно повторить маршрут, вернее, его схему. Завтра придется действовать «с листа», во многом импровизировать, во многом полагаться на собственное чутье, интуицию, опыт и везение. Без везения никуда, в заварившейся каше оно почти основной ингредиент. И из вороха полученной информации Максим выудил только одну нестыковку: если верить устаревшей информации, то всего у предприятия в собственности было почти полторы тысячи голов разной скотины. Это не считая спецтехники, транспорта и прочих нюансов. С этим не вязались всплывшие только вчера вечером в памяти слова, сказанные водителем «бочки»: на территории — никого, зато чисто. А где та прорва народу, которая должна обслуживать все это хозяйство? К трактору, например, можно не подходить несколько дней, и с ним ничего не случится. А попробуй не накормить животных, что тогда? Передохнут они в кратчайшие сроки, вот что. «Так не бывает» — пискнул автоответчик в подсознании, и Максим привычно ухмыльнулся. В этом городе очень многое из того, чего не должно быть, происходит регулярно и как нечто само собой разумеющееся. Как снег за окном, например, или дождь. Или удушливый смрад с мусорного полигона.
В утренних сумерках поезда и электрички вылетали из полумрака, как голодные драконы, проносились мимо с воем и грохотом, исчезали в снежных вихрях. Максим отбегал назад, проваливаясь в сугробы, пропускал монстра и снова возвращался к полотну «железки». Тихая и пустая в это время территория «колхозного» рынка давно осталась позади. Максим был единственным пассажиром, добравшимся до конечной остановки. До путей оставалось метров триста вдоль дороги, дальше налево и вперед — по слежавшемуся грязному снегу на насыпи вдоль рельс. Шаг влево — проваливаешься без предупреждения чуть ли не по пояс, шаг вправо — рискуешь угодить под поезд. Поэтому Максим постоянно осматривался по сторонам. Но дорогу уже обступил лес, строгие темные ели и сосны подходили к железнодорожному полотну почти вплотную. Но зато между ними обнаружилась отличная тропа — утоптанная, хоть и кривая. Максим сбежал по насыпи, перебрался через канаву и выбрался на лесную дорожку. И пошел, не оглядываясь назад, как обычный человек, спешащий на утреннюю электричку По пути он встретил только одного лыжника, тот мелькнул далеко справа, между темными стволами деревьев, и тут же исчез. Похоже, станция с романтическим названием «63-й километр» уже близко, раз появились первые признаки жизни. Правильно: справа уже показались крыши дачных домов, над одной из них поднимался дым. Место обитаемо, примем к сведению. Навстречу попался еще один «абориген» — низенькая тетенька в длинном пуховике, трениках и почему-то в резиновых сапогах вывела на прогулку двух своих питомцев — алабая и бассета. Сонные собаки, как коровы или козы, плелись за своей хозяйкой, причем черно-рыже-белый бассет топал последним. Из наушников в ушах тетеньки лились медитативные песнопения, собаки исследовали каждый участок тропы.
Тропа вывела Максима к маленькой станции. Он пропустил пассажирский поезд, по деревянному настилу перебежал пути и выскочил к пустому перрону и закрытым окошкам касс. Между ними — доска с расписанием электричек. Последняя электричка ушла отсюда почти полтора часа назад, а следующая остановится еще через час. На всякий случай Максим запомнил время отправления следующих электричек, вплоть до самого вечера, и вышел из-под арки станционного здания. Дальше по небольшой, в несколько ступенек лестнице, поднялся в горку и оказался перед очередной тропой. Но она повторяла собой контуры занесенной снегом дорожки из бетонных плит и привела к автобусной остановке. Здесь тоже никого, не видно даже проходящего транспорта и ни звука, тишина даже «давит» на уши. По веткам елей и берез скачут белки, высоко над головой, хлопая крыльями, пролетела крупная птица. Эту идиллию нарушил звук работающего двигателя — справа к остановке приближался автомобиль. Вернее, два автомобиля, как чуть позже увидел Максим. Первый — ничем не примечательная белая «газель», за ней шел старый знакомый Максима, «бычок» с кабиной синего цвета. Обе машины промчались мимо. Максим вышел на дорогу, постоял с полминуты, раздумывая, и решил от плана не отклоняться. Пересек вторую полосу и вошел в лес. Здесь, куда ни глянь, ни троп, ни вообще чьих-либо следов, кроме звериных. Если можно назвать зверем зайца или белку, конечно. Зато и усеянный опавшей еловой хвоей снег плотный, слежавшийся, и под ногами почти не проваливается. Максим шел по насту, как по ровному асфальту, местами снежная корка проседала под ногами, а кое-где даже проламывалась.
Посмотрел на наручные часы: в дороге он уже почти два часа, из них только по лесу идет сорок минут. Время уходит быстро, а признаков цивилизации вокруг никаких. Ни разбитой бутылки, ни банки из-под пива или «энергетика», ни кострища. Словом, ничего, что говорило бы о том, что здесь, хоть изредка, но все же бывают люди. Место дикое, поэтому и муравейники здесь огромные, сразу три рядом. Максим подошел поближе, всмотрелся в аккуратные темные холмики между стволов высоких елей. И увидел четвертый муравейник, вернее, холмик земли, чуть присыпанный снегом. «Это еще что за…» — Максим обошел по очереди все «муравейники», и выхватил взглядом на фоне темных стволов деревьев пятый, чуть в стороне, в низинке. Этот, по виду, был старше остальных, успел немного осесть, а земля на холмике смерзлась. При этом на остальных «муравейниках» она лишь покрылась мокрым снегом после недавнего снегопада и выглядела так, словно ее перекопали только вчера. Или несколько дней назад — морозов не было уже больше недели, дело к весне, оттепели сменяют одна другую. Значит, и могилам не больше недели. «Причем здесь могилы?» — Максим осмотрелся еще раз. Ну, да, все верно. Как по-другому можно назвать невысокие, чуть продолговатые холмики земли, выстроившиеся в одну линию? Кладбище, какие могут быть варианты? Без оградок, без памятников и табличек с именами-фамилиями и годами жизни. Либо тех, кто лежит в земле, невозможно опознать, либо… Либо кому-то очень нужно скрыть нечто от остального мира. И если павших от сибирской язвы животных в нарушение всех запретов для утилизации вывозят на мусорный полигон, то от тел умерших людей, похоже, избавляются другим способом — закапывают в глухом лесу, подальше от дороги. Странно, что в спешке не в одну яму всех покойников покидали… А ничего странного, все правильно: тот, чья могила в отдалении, умер первым. Потом кто-то еще, его принесли сюда и закопали, через день-два третьего, четвертого… Инкубационной период этой заразы длится от нескольких часов до двух-трех дней. По срокам все сходится — объявление об «африканской чуме свиней» появилось именно неделю назад, тогда еще было холодно. Интересно, эти — язык не поворачивается назвать их людьми — в «Ассортименте» понимают, что происходит? Или просто в панике стараются замести следы: туши павших животных «утилизируют» на полигоне, трупы умерших от болезни людей — в лесу. И все это в полной уверенности, что никто не будет искать погибших, что их не объявят в розыск… Или им наплевать на подобную вероятность, по привычке надеются на толстый кошелек и связи «наверху»?
