Кобыла рвалась с привязи, лягалась, угрожающе ржала. Максим размотал поводья, забросил их на шею лошади, взял ее под уздцы. Вывел ее на тропу, поправил седло, осмотрел холку лошади. Так и есть — видны потертости, на шерсти засохшая кровь. То ли джигит сам ее седлал — кое-как, наскоро, то ли сбил уже во время скачки. Кобыла мотнула головой, дернулась, но Максим поводья не выпустил. Подогнал стремя под себя, сжал пальцами левой руки поводья и черные пряди гривы, правой рукой ухватился за заднюю луку седла. Нога вошла в стремя и чуть коснулась бока лошади. Та вздрогнула, попыталась шагнуть вперед, но не позволил натянутый повод. Максим уперся левым коленом в крыло седла, оттолкнулся правой ногой, перенес ее через спину лошади и оказался в седле. И понял, что легкой прогулки не получится: только он успел разобрать поводья, как кобыла ударила задом. Потом пошла боком, вывернула голову, пытаясь укусить всадника за колено, подпрыгнула несколько раз на месте, опустив голову. То ли лошадь чувствовала запах крови и смерти, то ли не прошел еще испуг после взрыва петарды, но подчиняться она отказывалась. Максим удержался в седле, выдержал все выкрутасы полной сил застоявшейся лошади и наконец заставил ее двигаться вперед. Но только для того, чтобы позволить ей пойти вразнос. С этим он справился быстро — коротко выбрал внутренний повод, завернул лошади голову так, что был виден край налившегося кровью белка глаза. Заставил ее побегать по кругу со свернутой набок головой и остановил.
— Не дури, не дури, — приговаривал Максим, оглаживая кобылу по шее, — тебе мерзнуть нельзя, давай, девочка. — И снова попытался выслать лошадь вперед.
Она послушалась, присела на задние ноги и рывком взяла с места, но лишь для того, чтобы резко остановиться метров через двадцать и попытаться сделать «свечку». Но Максим был начеку, он успел поймать момент подъема и врезал лошади кулаком между ушей. На этом вопрос был закрыт. Кобыла исчерпала ассортимент подлянок, смирилась и поскакала по гулкой подмерзшей земле ровным плавным галопом. В лицо летели колючие снежинки, Максим отворачивался, опускал голову. Началась настоящая метель, когда не видно ни неба, ни земли. Даже лес по краям дороги скрылся за мутной бледной сеткой. Максим услышал впереди шум автомобилей на МКАД, набрал повод, заставляя лошадь сбавить темп. Та подчинилась, пошла тише, Максим увидел пригорок, развилку перед ним и чуть наклонился в седле вправо. Кобыла вписалась в поворот и снова понеслась во весь опор, почувствовав отпущенный повод. Пять, десять, пятнадцать минут безумной скачки, и Максим понял, что пора останавливаться. Он осторожно перевел кобылу на рысь, потом на шаг. Заставил остановиться, спрыгнул на землю, повел за собой лошадь в поводу. Перед очередным поворотом, откуда уже были видны крыши конюшни и крытого манежа, Максим отпустил поводья, хлопнул перед мордой лошади в ладоши:
— Давай, домой, домой, пошла.
Кобыла дернула головой, шарахнулась в сторону, но затем побрела обратно к Максиму. Тот отступил назад и хлопнул лошадь ладонью по крупу. Кобыла всхрапнула, прижала уши и поскакала по дороге, но снова остановилась. Максим пожалел, что не прихватил еще одну петарду, и свистнул резко, так, что у самого заложило уши. Этого оказалось достаточно — кобыла рванула в сторону конюшни, исчезла из виду. А Максим снова свернул в лес и двинулся параллельно кольцевой дороге к Щелковскому шоссе. Вышел из леса, добрался до автобусной остановки, спрятался от снега под крышу павильона. Все, ищите меня сколько хотите, ни одной собаке не найти. Петарды, конечно, обнаружат, но того, кто их бросил, — вряд ли. Пришел с одной стороны, а куда ушел — непонятно. Считайте, что улетел. И уже в теплой маршрутке, согревшись на заднем сиденье, попытался предположить, как скоро заказчик сообразит связать между собой смерть четырех его посланцев в небольшом городке в центре страны и гибель своего младшего сына. А сообразив и связав, что будет делать, как поведет себя и, главное, что почувствует? Если хоть каплю, крохотную частицу той боли и пустоты, что терзали Максима, то дело можно считать сделанным. На треть. Или на четверть? В любом случае впереди еще много работы. Кто будет следующим — старший сын «куратора» или его племянник? Надо подумать, до кого проще и быстрее дотянуться.
Вечером Максим, закупив в газетном ларьке очередную партию желтой прессы, возвращался на съемную квартиру. На шестой этаж поднялся на лифте, вышел из кабины, держа в одной руке пачку яркой макулатуры, в другой — пакет с продуктами. Подошел к дверям квартиры и остановился, глядя прямо перед собой. Потом закрыл на секунду глаза, снова уставился на коврик перед дверью. На нем сидела Фекла — такая же трехцветка, словно сестра-близнец той, из прошлой жизни. Кошка подняла голову, зажмурилась и снова вытаращила желто-зеленые глаза. Осмотрела Максима и поднялась, отошла в сторону, словно уступая дорогу.
— Дашка, Дашка! Ты где? Иди сюда?
Максим даже вздрогнул от звуков голоса. Поставил осторожно пакет на пол, положил газеты и журналы сверху, присел рядом с кошкой на корточки.
— Ты кто? — тихо спросил он, и зверек подошел на голос, потерся головой о рукав.
Максим взял кошку на руки, и та немедленно заурчала, завозилась, устраиваясь поудобнее. И пошевелила ушами, снова услышав свое имя. Прижимая кошку к себе, Максим спустился на пятый этаж, потом на четвертый, на третий. Никого, только хлопнула внизу дверь подъезда. Он посмотрел в окно на площадке, но в темноте никого не разглядел, только заметил, как метнулась почти неразличимая в метели чья-то тень. Запиликал домофон, дверь подъезда снова открылась, и кто-то уже бежал вверх по лестнице, остановился на втором этаже. И вскрикнул с досадой — тонко и словно обиженно. Максим перегнулся через перила, посмотрел вниз. У двери однокомнатной квартиры стоял человек, искал что-то в карманах клетчатого пальто. И обернулся, услышав шаги за спиной.
— Дашка! Где тебя носит? Спасибо!
Навстречу Максиму шагнула девушка, высокая, очень бледная, с длинными темными волосами, собранными на затылке в растрепавшийся хвост. А глаза, кажется, заплаканные. Или Максиму в полумраке это просто показалось? Он передал кошку хозяйке и почувствовал, как вздрогнули холодные тонкие пальцы девушки от его прикосновения.
— Я ее перед своей квартирой нашел. Погулять, наверное, захотела, — сказал Максим.
Девушка кивнула в ответ:
— Спасибо. Я уж за ней и на улицу сбегала, только там темно и снег. И ничего не видно. — И осталась стоять перед дверью, прислонилась к ней спиной.
— Пожалуйста. — Максим идти к себе не торопился, медлил. Что-то произошло, раз девушка с кошкой в обнимку продолжает подпирать дверь и не торопится возвращаться в квартиру. Она что, и ночевать собирается здесь, на лестнице?
Девушка словно прочитала его мысли, посмотрела на Максима, улыбнулась невесело и пояснила:
— Я дверь захлопнула, когда за Дашкой бегала, а ключ в сумке забыла. А мне на работу ехать надо, я посменно работаю. И телефон тоже дома остался. — Снова улыбнулась, посмотрела в потолок, погладила разомлевшую кошку.
Максим подошел к двери, осмотрел замок. Можно попробовать, замок старый, но все равно придется повозиться. Он сжал в кармане ножны с Пашкиным ножом, сказал девушке:
