Анатолий Петрович Чистяков велел привести к себе
захваченного киллера. Мужик держался спокойно, в камере сидел тихо, ни с кем не
ссорился.
– Садись, – Чистяков кивнул на стул, – кури.
– Я не курю, спасибо.
– Хорошо, здоровью польза. Ну ладно, Олег Николаич
Бережков, по кличке Чиф. Сидишь ты сейчас у нас, поймали мы тебя с поличным, и
есть у тебя из этого положения два выхода. Первый: ты от всего отказываешься, а
мы начинаем тебя раскручивать. Здесь мы тебя взяли за покушение на убийство,
дел за тобой много числится, где-нибудь да найдем доказательства. Ты, со своей
стороны, конечно, можешь адвоката найти, но хорошего – вряд ли, потому что один
ты, на воле за тебя никто не волнуется и передачи носить не станет. А если есть
у тебя какие-то денежки, то запрятаны они далеко и знаешь про это ты один, и
незнакомому человеку ни за что не доверишься, кинуть может. Скажу тебе, чем
меня этот вариант не устраивает: нет у меня сейчас ни времени, ни людей, чтобы
твоими художествами заниматься, это дело долгое. Теперь второй вариант. Сдаю я
тебя в прокуратуру следовательше Громовой, и ты берешь на себя одно дело.
– Что за дело? – Бережков откровенно удивился.
– Еще шестого ноября в одном доме на Сенной девушку с
седьмого этажа выбросили. Дело глухое. Дом заброшенный, бывшее общежитие
студенческое.
– Это что, убийство на себя брать?
– Ты слушай. Никто ее не видел, как она туда попала, с
кем пошла, никто не знает. А ты скажешь, что шестого вечером был пьяный,
увидел: девушка идет одна, хотел познакомиться, то, се, а она испугалась,
побежала от тебя в этот дом, ты за ней, но ничего такого не хотел, а потом она
случайно поскользнулась там и выпала из окна. А ты, конечно, испугался,
протрезвел со страху и убежал. А когда мы тебя взяли по своему делу, как
свидетеля, допустим, то по пути и это дело раскрыли. Получается не убийство, а
несчастный случай, ты на этом и стой. А я с Громовой договорюсь, чтобы она на
тебя не очень наседала.
– Ну и какой же мне резон чужое дело на себя брать?
– А такой, что дадут тебе по этому делу немного, не
докажут, что убийство, а если мы будем тебя по всем твоим делам раскручивать,
то это ой как на много потянет!
– Сами же говорили, у вас на меня сейчас времени нет.
– Ну так и будешь сидеть, ждать, отощаешь, у нас кормят
плохо, а передачи тебе носить некому. Так, Бережков Олег Николаич, 1958 года
рождения, русский, жена погибла в 1988 году, сыну десять лет. Сын-то где у тебя
теперь живет? В твоей квартире ты один прописан.
– У тещи, – неохотно ответил Бережков.
– Вот, и ребенка надо поднимать. А тут мы быстро
управимся. Ты там в прокуратуре признание подпишешь, а мы тебя будем к себе
изредка брать для дачи свидетельских показаний, понял?
– Понял.
– Ну как, согласен?
– Думаю пока.
– А чтоб тебе легче думалось, я тебе еще кое-что скажу.
Думаешь, мы сами такие умные: тебя вычислили, когда именно ты на дело пойдешь?
Баба эта невелика птица, чтобы возле нее круглосуточная охрана была из нашей
организации, не президент все-таки. А был к нам звоночек сам знаешь от кого.
Так, мол, и так, такой-то будет там-то в такое-то время. Только они так
рассчитали, чтобы мы тебя уже после взяли, чтобы ты успел дело сделать. Но мы
тут тоже не лаптем щи хлебаем, успели пораньше. Не веришь мне, а зря. Кастету
прямо нож острый, что кто-то сам по себе работает, никого не боится и от него
не зависит. Вот он и решил одним разом двух зайцев убить: и дело сделать, и
тебя убрать.
Чистяков заметил, как киллер сжал кулаки под столом. Ага,
завелся, все-таки!
– Ну что, Бережков, подумал?
– Завтра скажу.
– Ну иди, посиди в камере до утра.
Вот и наступил Новый год. И хотя следующий, 92-й, не сулил
ничего хорошего – официально было объявлено о повышении цен на все, и астрологи
по телевизору кричали, что будет голод, – настроение в институте 31-го
числа было веселое. В секторе накрыли на стол, выпили шампанского,
приободрились. Владлен Иваныч ходил по отделам, всех поздравлял. Где-то
посоветовали ему одеться Дедом Морозом, где-то обсыпали конфетти, а в одном
секторе не в меру развеселившиеся дамы оставили на его щеке несмываемый
отпечаток губной помады. После двух прошел слух, что в проходной выпускают, и к
трем часам всех сотрудников как ветром сдуло. Остались горемыки-начальники,
которые должны были опечатать комнаты и сдать ключи под расписку.
Надежда поехала домой одна, по дороге заехала к матери, они
посидели, поздравили друг друга, и она клятвенно пообещала привести все-таки
Сан Саныча первого числа на обед. Алене они послали посылку уже давно, за три
недели, чтобы все подарки дошли к празднику. Сан Саныч пришел из дому с большим
чемоданом, сказал, что ему надоело бегать домой за каждой ерундой. Пока
готовили стол, отвечали на телефонные звонки, время пролетело незаметно, и они
сели за стол только в полдвенадцатого. Еле-еле успели проводить старый год,
откупорить шампанское. Куранты пробили, все желания были загаданы, шампанское
выпито. После этого Сан Саныч выключил телевизор и посмотрел на Надежду так
значительно, что у нее мурашки пробежали по коже.
– Я принес тебе подарок.
Он достал из кармана пиджака коробочку и протянул ей.
Коробочка была старая, кожа местами порвалась. Она открыла коробочку и ахнула.
На выцветшем голубом атласе лежало кольцо светло-желтого металла, три камушка в
оправе в виде веточки светились голубоватым светом. Надежда мало видела в своей
жизни бриллиантов, но узнала их сразу. Не удержавшись, она достала кольцо и
поднесла поближе к свету.
– Боже, какая красота! Но ведь это…
– Это кольцо моей матери, – твердо ответил
он. – И если тебя интересует, носила ли его моя жена, то я отвечу:
нет. – Он добавил тихо: – Мама умерла в прошлом году. Кольцо очень старое,
до этого его носила бабушка, а вообще оно уже очень давно в нашей семье.
– Но, Саша, разве можно забирать такую дорогую вещь из
семьи, ведь это же фамильная вещь!
– Так повелось, что кольцо должно принадлежать женщине.
Если бы у меня была внучка… А так кольцо будет носить моя жена.
Он взял кольцо и надел ей на палец.
– Вот видишь, и размер твой.
– Что-то я не поняла, что ты там сказал про жену?
– Что тут непонятного? Выходи за меня замуж, вот и все.
После праздников пойдем в загс и подадим заявление.
– Что-что? В загс? Что, может, и платье шить белое?
– Белое не надо, а новое обязательно купим.
– Ой, Саша, ну неудобно прямо, там все молодые, а мы
туда же, жениться.
У меня от первой моей свадьбы воспоминания жуткие остались.
Родственники мужа напились, в конце «горько» все время кричали, свекровь всю
свадьбу просидела с поджатыми губами, как будто уксуса напилась. Слушай, ну
зачем нам это нужно, а? Живи у меня просто так сколько хочешь.
