— Мы пойдём в самолёт, а вы здесь заночуйте. Нужно костёр поддерживать, чтобы с моря было видно.
— Вы что, собираетесь в нём спать? — удивился Артём. — Там же присесть даже негде!
— Это вам негде. А нам он как дом родной. Да и не положено оставлять самолёт без охраны. А вы смотрите, чтобы сторожевик мимо не прошёл. Огонь не загасите.
— А если дождь пойдёт?
— Нет, — посмотрев в небо, уверенно заявил командир, — мимо протянет. Если хотите, спускайтесь, дадим чехлы. Постелите — мягче будет.
— Не нужно, — за всех ответил Долгов. — Как-нибудь ночь перекантуемся.
Экипаж отошёл от костра и исчез в темноте. Некоторое время ещё слышался шум осыпающихся под ногами камней. Затем внизу, у самолёта, раздались приглушённые голоса, и всё стихло. Долгов посмотрел на освещенные костром лица старшины, Артёма с Максимом, и на правах старшего приказал:
— Назначим дежурство. Поддерживать огонь и выглядывать сторожевик. Первым дежурю я, затем доктор.
Он посмотрел на Максима, и, подумав, что для эстонца он по-прежнему пленник, а потому назначать его дежурить было бы по меньшей мере странно, ткнул пальцем в старшину и закончил:
— Потом ты! А сейчас всем спать.
— Связать? — Велло кивнул на Максима.
— Нет. Некуда ему здесь бежать.
Эстонец безразлично пожал плечами и лёг, демонстративно положив кобуру с наганом под живот.
Долгов подбросил в огонь новую порцию дров и, обхватив руками колени, задумался. Первым уснул доктор и, выгнувшись спиной к костру, громко засопел. Старшина лежал, подложив под голову подушку изо мха, и непонятно было, спит он или только делает вид. Максим поворочался и, не выдержав, сел рядом со старпомом.
— Здесь что-то не так, — шепнул он Долгову на ухо. — Задницей чувствую.
Максим пощупал карман в широких штанах. Ещё в самолёте ему весь полёт что-то давило на ногу, но, прижатый к борту, он никак не мог разобраться, в чем тут дело. Теперь сквозь ткань угадывались спаянные в клубок радиодетали. Это была приставка к радиостанции, о которой он совсем забыл.
— Мне тоже всё это не нравится. Но что делать? Будем ждать. Только бы наши не ушли. А ты спи, завтра, наверное, тоже день нелёгкий будет.
— Не могу.
Максим произнёс это обеспокоенным голосом, но при этом так зевнул, что старпом улыбнулся и добавил:
— Ничего, ты справишься.
Дрова потрескивали, нагоняя ощущение безмятежности и оторванности от реальности. Темнота вокруг стояла непроглядной стеной, и, почувствовав себя отрешённым от всего мира, Максим вскоре уснул. Что ему снилось, он бы пересказать не смог, и даже понять, что ему виделось, тоже не получилось бы. Но свои сновидения он уверенно охарактеризовал бы двумя словами: цветные кошмары. Сквозь сон донеслось, как старпом разбудил доктора. Артём зевал жутко громко и, с шумом подняв в воздух облако пепла, шуршал в костре палкой. Затем Максим провалился на более глубокую ступень беспамятства, и разбудить его теперь смог бы разве что грянувший над ухом ружейный выстрел.
Артём с завистью посмотрел на растянувшегося Долгова и оглянулся вокруг. От непроглядной темноты по телу поползли мурашки. Он подтянул поближе к ногам увесистую ветку с обугленным концом и прислушался. Где-то рядом беспокойно вскрикивали птицы. Тихо стонал ветер в щелях изрезанного обрывами берега, да шумело невидимое море. Успокоившись, доктор уткнулся лицом в колени и почувствовал, как прерванные грёзы накатывают новой волной, заставляя глаза слипаться. Он вновь громко зевнул и попытался стряхнуть сонное оцепенение. Рядом заворочался старшина и вдруг сел. Артём удивлённо спросил:
— Ты чего? Тебе ещё рано.
— Не спится. А ты можешь лечь, я посижу.
Артём не сумел скрыть радость от такого предложения, но для приличия немного поломался:
— Я, конечно, и сам бы. Впрочем, если ты настаиваешь, и тебе не спится… Но если вдруг чего, ты сразу буди.
И, торопясь, чтобы старшина не передумал, тут же рухнул на траву и, засыпая, довольно проворчал:
— Конечно, ты же госбезопасность, а я всего лишь доктор. Тебе и дежурить.
Проснулся он от того, что по ушам ударила прокатившаяся над берегом взрывная волна. Стряхнув остатки сна, Артём удивлённо оглянулся: приснилось это ему или рядом действительно что-то взорвалось? С тех пор, как он заснул, явно прошло несколько часов. Тучи из чёрных превратились в серые и поднялись выше. Над горизонтом пробилась узкая полоска света, и стало видно море.
Артём посмотрел на вскочивших Максима с Долговым и спросил:
— Что это было?
— Где старшина?! — дёрнул его за ворот старпом.
— Не знаю.
Удивлённо озираясь, Артём поднялся и тут увидел осветившее берег зарево. От самолёта остались лишь разлетевшиеся по берегу дымящиеся обрывки фанеры и обломки скелета под обгоревшей перкалью. Горящее пятно бензина расползалось по воде, раскачиваясь в такт волн. На камнях, фонарём вниз, лежала и дымилась оторванная кабина, выставив в небо лодочное днище.
— А где лётчики? — ещё не совсем осознавая, что произошло, растерянно спросил Артём. — Бежим вниз! Им нужно помочь!
Долгов с Максимом молча смотрели на то, что осталось от самолёта, и на их лицах отсвечивались сполохи взлетавшего ввысь пламени. Они переглянулись и, посмотрев на доктора, повторили вопрос:
— Где эстонец?
— Да не знаю я! Объясните, что стряслось?
Вдруг на насыпи послышались шаги.
— А вот и экипаж! — радостно крикнул Артём и побежал к обрыву.
Но, сделав несколько шагов, он отшатнулся назад и оторопело замер. Из-за его спины появился Долгов. Мгновенно справившись с секундным замешательством, старпом дёрнул крышку кобуры.
— Не делайте глупостей, Арнольд Филиппыч!
* * *
В альпийскую резиденцию Гитлера Оберзальцбург Генрих Гиммлер добирался долго и утомительно. Петляющие виражи на горном серпантине держали рейхсфюрера СС в постоянном напряжении. Он молча поглядывал то на нервозные движения рук водителя, то за окно в открывавшуюся на очередном повороте пропасть. От усталости под глазами залегли чёрные круги, но когда личный адъютант, отвечающий за распорядок и программу фюрера, Фриц Даргес провёл Гиммлера в кабинет, он, сверкнув белизной зубов, изобразил на лице энергичную улыбку. Фюрер сидел в красном, в тон кабинета, кресле и почесывал за ухом прижавшуюся к ногам двухгодовалую немецкую овчарку.
— Присаживайся, Генрих, — кивнул фюрер на кресло напротив. — У тебя есть двадцать пять минут. Затем у меня совещание с командующими армий. Ты ведь хотел конфиденциальной встречи?
Гиммлер оглянулся. Фюрер указал глазами ожидавшему приказаний адъютанту на дверь.
— Ты свободен, Фриц. — Затем запустил ладонь в густую шерсть на загривке овчарки и улыбнулся:
