— А какое у вас звание, Андрей? Ну, я это к тому, чтобы обращаться со всем уважением.
— Гауптман.
— Это кто же, если на наше перевести?
— Капитан… Вы что, пытаетесь заговаривать мне зубы? Сейчас мы говорим о вас! Кем вы были до плена? Ваша должность в армии?
— Замполит.
Потемкин удивленно вскинул брови.
— Это что — комиссар?
— Ну какой из меня комиссар? Я же так, газетку матросам прочитать, политинформацию провести. Ну, еще там конспекты проверить.
Гауптман сделал пометку на листе и обвел ее кружком.
— Ваше полное имя и фамилия?
— Александр Александрович Хрущ. Капитан третьего ранга. Это я к тому, господин гауптман, что негоже старшего офицера бить по зубам ради того, чтобы только поговорить. Я сам с охотой с вами побеседую. Я, между прочим, при задержании сопротивления не оказывал, а сдался с очень даже большим желанием. Прошу это внести в протокол.
— Я читал докладную записку фельдфебеля Варцеха, — Потемкин улыбнулся и, не удержавшись от иронии, заметил: — Вы проявили исключительный героизм.
— Вы так быстро нас вычислили. Как вам это удалось?
— В этом нет ничего сверхъестественного. У метеоролога Гюнтера Пфайля никогда не было жены Марты. Он был закоренелый холостяк. Так как вы оказались на острове?
— Приплыл на подводной лодке.
— Не врите, господин Хрущ. Советский Балтийский флот заблокирован в районе Кронштадта.
— А я с Северного.
Гауптман внимательно посмотрел на замполита и задумчиво спросил:
— Скажите, Александр Александрович, вы знаете, что такое допрос четвертой или пятой степени?
— Да упаси боже! Откуда же мне знать такие ужасы?
— Я вам помогу. У вас хватит воображения представить, как срывают с пальцев ногти или вырывают здоровые зубы?
Сан Саныч побледнел и с трудом проглотил в горле ком.
— Вижу, с воображением у вас все в порядке. А это я вам назвал всего лишь элементы второй степени. Если вы будете продолжать нести всякую чушь, вы узнаете и четвертую, и пятую степени.
— Да что ж вы такое говорите?! Да я же со всей душой! Господин гауптман! — губы замполита затряслись, и на глазах заблестели слезы. — Господин гауптман! Да что же я сказал такого? Я ведь только правду!
— Вы думаете, если я не имею отношения к флоту, то ни в чем не разбираюсь? Вы еще скажите мне, что приплыли с Тихоокеанского флота, и тогда мы наш разговор закончим. Я определяю ценность попавших в руки пленных, и не в ваших интересах валять со мной дурака!
— Простите, простите меня, господин Потемкин! Я не объяснил вам сразу, в чем дело. Моя вина. Но я уверен, что мы с вами прекрасно поймем друг друга, а может, даже подружимся. Чего нам делить? Мы ведь с вами одной крови! Я, наверное, тоже смог бы служить у немцев. Нам, как говорится, как татарам, все равно: что отступать — бежать, что наступать — бежать!
— Послушай, ты, русский! — гауптман с такой язвительностью и брезгливостью произнес слово «русский», что Сан Саныч вздрогнул. — Я не воюю с Россией! Я воюю с коммунистами и жидами, просравшими мою родину! И не тебе со мной равняться. Своим сравнением ты оскорбил меня. Говоришь, на немцев послужить? А ты думаешь, им такие нужны?
Потемкин встал из-за стола. Сан Саныч сжался, ожидая, что он сейчас его ударит. Но гауптман подошел к окну и долго глядел на грязное стекло. Затем, успокоившись, сел на место.
— Скажите, вы были в Иерусалиме?
— Да куда нам! Я и в родной Саратов не каждый год выбираюсь. Но я верующий! Если вы об этом.
— Правда? Верующий комиссар? Но я не вижу у вас нательного креста!
— Да как вам сказать… Начальство не очень-то приветствует ношение предметов культа.
— Немцы — католики, но никто не сможет снять с меня мой православный крест. Но я не об этом. Еще мальчишкой я был с родителями в Иерусалиме. И знаете, что меня поразило?
Сан Саныч, заискивающе улыбаясь, отрицательно покачал головой.
— Мой детский ум потрясли не храмы или Голгофа, а то, что я увидел место, где был дом Иуды. Вот уже две тысячи лет на этом месте стоит только отхожее место. Его ремонтируют, перестраивают, но во все времена на этом месте был только нужник. Потому что там жил Иуда Искариот. Так было, есть, и так будет. Такова цена предательства. Люди думают, что извели под корень род Иуды, но его семя нет-нет, да все еще дает всходы. Вермахт, господин Хрущ, — не помойка для человеческих отбросов, подобных вам.
Сан Саныч почувствовал, как у него под ногами закачалась земля. Очень ему не понравился этот разговор. Такое настроение не сулит ничего хорошего. Необходимо было срочно что-то придумать, иначе этот гауптман сейчас уйдет, и тогда все пропало! Думать нужно было быстро, но быстро думать не получалось. В голове царил полный бардак.
Замполит, подавшись вперед вместе со стулом, с жаром заговорил:
— Послушай, гауптман! Значит, это ты определяешь, кому какая цена? Так я и есть самый что ни есть ценный для вас кадр! Потому что я из будущего!
— Как интересно… — Потемкин зевнул и сделал на листе еще одну пометку.
Оберлейтенант Герман Велер увидел на столе вспыхнувшую лампу вызова и отправил в комнату допроса охрану. Истерично кричащего пленного русского выволокли под руки и потащили по коридору. Следом вышел Потемкин.
— Что скажешь, Андрэ?
— Ничего интересного. Я его определил в клинику доктора Остера.
— Да ну!? Не слишком ты лоялен к своим бывшим соотечественникам.
— Вот такое, подобное ему, быдло и лишило меня всего.
— А ты выяснил, откуда он взялся на острове метеорологов?
— Ничего загадочного. Я навел справки. Недалеко находится остров, где содержат пленных. Из-за оторванности там экономят на охране. Очевидно, что-то соорудили и доплыли до метеостанции. Затем перебили метеослужбу.
— А где остальные?
— Думаю, попытались добраться до материка. Нужно предупредить полицию. Уверяю тебя, скоро всех их переловят.
— Но все равно, Андрэ. Этот русский совсем не кажется душевнобольным. Доктор Остер ведь ставит эксперименты только на сумасшедших.
— Да какая разница. Если он и не идиот, то в клинике доктора через пару дней непременно им станет.
Оберлейтенант Велер поежился.
— Не знаю, что и сказать. Мне кажется, это чрезмерно жестоко.
— Послушай, Герман! Куда я могу определить человека, если он утверждает, что прибыл из будущего? Еще он говорит, что мы проиграем войну! А еще — он комиссар!
— Только к доктору Остеру!
— Вот и я о том же.