— Сан Саныч, помолчи, — одернул замполита командир. — И ты, доктор, не мечись. Расскажи все по порядку.
— Товарищ командир, я обязательно должен вернуться. Я вылечу дочку одного важного немца, а он пообещал, что тогда нас всех отпустят.
— И ты ему поверил? — не выдержал замполит.
— Поверил.
— А где наши? Ты их видел? — спросил Дмитрий Николаевич.
— Да. Мы сначала вместе были, потом их отвели на корабль с колесами по бортам, как в фильме про Миссисипи. У немцев там что-то вроде гауптвахты. Товарищ командир, я верю ему! Вы только ничего не делайте, и тогда мы все вместе вернемся. Я его дочке курс проколю, и все. Вы же видите, командующий слово держит! Вокруг никого нет. Это не ловушка и не обман. Я ему тоже слово дал, и сдержу его!
— Наивная простота, — вздохнул Сан Саныч. — Командир, и что? Ты его отпустишь?
— Замполит, исчезни, — с неприязнью ответил Дмитрий Николаевич. — Я вижу, тебе этого не понять.
— Спасибо, товарищ командир, спасибо! — заторопился на катер Артем. — Вот увидите, все будет хорошо! Пока мы там, никто не будет за вами охотиться. Но и вы никого не топите, а то еще разозлятся и на нас отыграются.
— Ты не волнуйся, Артем, — отозвался Дмитрий Николаевич. — Мы вас не бросим.
В спешке доктор не заметил, что впервые командир назвал его по имени. Эти слова ему припомнятся на обратном пути, и грудь разопрет от накатившего чувства гордости. А сейчас он неожиданно вспомнил и спросил:
— Товарищ командир, может, мне с собой забрать этого Витмана?
— Нет! — заартачился вдруг Дмитрий Николаевич. — Если они вас держат в заложниках, то пусть и у меня будет заложник. И ты передай немцам, что если с вами что-нибудь случится, я с ним церемониться не буду.
— Передам! — улыбнулся Артем. Но про себя подумал, что не такая уж это и существенная угроза. Мы вот до сих пор не поймем, что такое настоящая война, а они живут этим и потери не считают. Еще может иметь вес жизнь любимой дочери, но не матроса или офицера.
Отлетели швартовочные концы, и, как ни старался Вилли изображать из себя невозмутимого моряка, Артем заметил, что вздохнул он с облегчением, когда катер отошел на безопасное расстояние.
«Дмитрий Новгородский» продолжал стоять неподвижным черным утесом с четырьмя фигурами на палубе. Артем помахал им рукой, а затем принялся изучать содержимое своей сумки. Когда он в очередной раз посмотрел назад, то увидел, что море опять пустынно. На душе стало тоскливо, и противным червячком шевельнулось сомнение. Зачем он это затеял? Можно же было плюнуть на все и остаться. Адъютанта взяли бы в плен. Одним немцем на лодке стало бы больше. Или, как предлагал замполит, пристрелить, если б начал упираться. А Мишу, профессора и Акопяна освободить как-нибудь иначе. Напали бы ночью и захватили это корыто с колесами. А так получалось, что немецкий командующий развел его на слабо! Затем он вспомнил, как они обменивались клятвами. И ведь тогда Артем был убежден, что лоб расшибет, но свое слово сдержит. Так что же произошло сейчас? Что изменилось? Тяжело вздохнув, Артем решил, что все-таки такие слова пустыми не бывают. Что-то в этом есть правильное. Такие слова должны быть, как из чугуна, — сделал шаг в сторону от данной клятвы, а тебе на голову со всего маху эта чугунная чушка. Тогда бы и подлости было меньше, и словами налево и направо не бросались бы.
Артем вспомнил о телефоне в кармане, и все его колебания улетели прочь. Возвращались назад они уже в полной темноте, и вспыхнувший экран телефона привлек внимание адъютанта:
— Что это?
— О! — воспрял вдруг духом Артем. — Это то, без чего твое поколение можно считать обворованным. Это самая прекрасная музыка.
Артем вскочил и протянул Вилли наушники.
— Я сейчас покажу, как их вставлять. Вот… А теперь слушай.
Вилли слушал долго, и у Артема вспыхнула надежда, что он все же нашел родственную душу, но адъютант снял наушники и с задумчивым видом, почти как Максим, спросил:
— Это музыка?
— Еще какая!
— А почему русские поют на английском языке?
Артем засмеялся.
— Это не русские, это ваши немцы. Я могу тебе найти и на немецком. Где-то у меня был «Рамштайн».
— Не нужно. Я люблю романсы.
— Напрасно, — разочарованно произнес Артем. — Металл — музыка настоящих мужчин!
Ему вспомнились недавние колебания и стало немного стыдно.
По времени уже должна была появиться база, и Вилли целиком ушел в навигационные расчеты.
— Ничего не пойму, — озадаченно пробормотал он. — Куда подевались маяки?
— Что-то не так?
— Где-то рядом вход в порт, но я не вижу огней. В целях светомаскировки маяки работают импульсами и направленными над водой лучами, но я смотрю уже несколько минут, и нигде ни огонька.
— Ты знаешь, кто такой Сусанин? — начиная волноваться, спросил Артем.
— Нет.
— А я думал, вы родственники.
Артем вдруг увидел силуэт вышки маяка. Толкнув адъютанта, он показал пальцем:
— А это что? Это и есть твой маяк?
— Но почему он не работает? И почему вся база в темноте?
— Это ты меня спрашиваешь? Может, вас бомбили, — проявил вдруг сообразительность Артем.
— Тогда были бы пожары.
Разглядев в темноте и вторую вышку, Вилли повел катер между маяками, заплывая на внутреннюю акваторию порта.
— Может, мы заплыли в чужой порт? — ехидно спросил Артем. — Или вообще это англичане?
— Сейчас узнаем, — не поняв иронию, серьезно ответил Вилли.
Включив на приборной доске радиостанцию, он подкрутил частоту и произнес в микрофон:
— Дежурного по рейду вызывает катер командующего. На связи унтер-офицер Шуман.
— Вилли, это ты? — мгновенно ожил в ответ динамик.
— Да, — напрягая слух и пытаясь определить по искаженному голосу, с кем говорит, подтвердил адъютант. — Мартин, ты, что ли?
— Да. Ты откуда взялся? Рейд закрыт!
— Послушай, что у нас происходит? Почему не работают маяки?
— Вилли! Тут такое творится! — радуясь, что может сообщить несведущему другу последние новости, затараторил на другом конце Мартин. — Кругом гестапо. Сообщили, что на базу пробрались диверсанты, и теперь повсюду полицейские патрули. На кораблях запретили сходить на берег. На лодках всем приказали находиться в казармах. Гарнизон обесточен, а включать запасные дизель-генераторы нельзя. Я с тобой говорю от резервных аккумуляторов.
— Мартин, где сейчас командующий? Мне нужно срочно к нему на доклад.
— Не знаю, Вилли. Кто-то говорит, что его арестовало гестапо, кто-то — что будто его застрелили английские диверсанты!
