«Дьявол! — встрепенулся Карлос. — Я уже думаю как туземец».
Еще немного поворочавшись, он все-таки уснул.
Проснулся Карлос оттого, что кто-то громко выкрикивал одно и то же имя. У костра, кроме Карлоса, никого не было. Все племя взволнованной толпой смотрело на тропу, ведущую по пологому склону к песчаному берегу. Вниз по ней спускался туземец с головой орла. Карлос даже протер глаза, прежде чем понял, что на голове у него пышная копна пуха и перьев, изображающая орлиную голову. За ним на почтительном расстоянии следовала его охрана, состоящая из двух туземцев с копьями.
— Кто это? — спросил Карлос жреца, хотя уже и сам догадался.
— Это вождь племени Падающего орла — Чикахуа.
— А что означает его имя?
— Сильный.
Карлос с интересом осмотрел фигуру вождя.
«Ничего особенного, — подумал он, — такой же, как и другие туземцы. Может, чуть пожилистей да кожа не красная, а задубевшая на солнце до цвета заношенного сапога».
Вождь подошел к племени и, остановившись, молча рассматривал покорно склонившиеся перед ним головы. Чтобы что-то увидеть из-под нависающего на глаза клюва, вождю приходилось задирать голову вверх. Карлоса удивил его взгляд. Он ему напомнил натренированные взгляды плантаторов, когда он привозил им на продажу рабов.
Он обратил внимание, что правая рука вождя вся в ровных поперечных порезах. Начинаясь у плеча, шрамы заканчивались ниже локтя. Самые нижние еще не зажили и были покрыты засохшей кровью.
— Что у него с рукой? — спросил он Коланихе.
— Так вождь Чикахуа отмечает каждого убитого им врага, — с восхищением ответил жрец.
Карлос скривился от этого раболепного заискивания.
— Всего-то? Эх, Коланихе, если бы я после каждого, кого отправил в долину павших, оставлял на своем теле зарубку, на мне бы живого места не было.
Вождь услышал его голос, и они встретились взглядами.
— Что, облезлая ворона, смотришь, хватит ли моей кожи тебе на барабан? — вложив в голос все презрение, на которое только был способен, сказал Карлос.
Всем своим видом он хотел показать жрецу и племени, что ему плевать на того, перед кем они трясутся от страха. Вождя Чикахуа он возненавидел, как только о нем услышал. За отобранные пироги, за то, что тот хотел забрать Ситлалис, за обиды, нанесенные племени, которые он теперь рассматривал как свои.
Но, ненадолго задержав на нем взгляд, вождь безразлично отвернулся, продолжая осматривать племя. Чикахуа выдернул из толпы юношу и толкнул в руки своих телохранителей. Карлос узнал этого молодого туземца. Это его заметил в болоте Пио. Карлос вспомнил, что тогда сказал его проводник: на лице юного охотника знаки большой доблести и скоро он станет охранять вождя. Пио ошибся.
Следующей, на кого вождь положил глаз, была Ситлалис. Грубо выдернув из толпы, он толкнул ее к своей охране.
— Стой, стой, стой! — крикнул Карлос. — Коланихе, почему ты молчишь? Это пугало растаскивает твое племя, а ты будто и не видишь этого.
— Нет вождя — нет племени, — потупив взгляд, ответил жрец.
— Вы похожи на стадо овец, покорно бредущее на бойню! Скажи ему, что у вас есть вождь. Соври ему!
Коланихе оскорбленно поджал губы.
«Возможно, они не знают, что значит обман», — подумал Карлос.
— Хорошо! — Он подбежал к толпе и оттолкнул перепуганного туземца. — Вот он будет вождем! Говори, жрец, что у вас есть вождь! Говори, не молчи.
— Он не может быть вождем.
— О, дьявол! Вы как дети. Тысяча чертей! Коланихе, я буду вашим вождем! Если тебе плевать на свое племя, то его буду спасать я. Что там нужно? Мне должны бросать вызовы? Хорошо! Эй вы, стадо перепуганных трусов, кто рискнет бросить мне вызов?! — заревел Карлос, двинувшись на племя.
Его никто не понял, но при виде его выпученных глаз и звериного оскала все попятились, опасливо прижимаясь друг к дружке.
— Видишь, жрец, желающих нет. Что дальше? Должны признать старейшины? Ты же один из них? Так признавай быстрей меня, Коланихе!
— Должен собраться круг…
— Что ты там мямлишь! — перебил его Карлос. — Достаточно и тебя одного! Вижу, что ты уже меня признал! Теперь не молчи, говори этой обезьяне, что я ваш вождь. Говори, Коланихе!
Жрец, собравшись с духом, заговорил, обращаясь к Чикахуа.
Вождь, остолбенев, с минуту смотрел на Карлоса, а затем взорвался диким смехом. Вторя ему, захохотали, едва не выронив копья, его туземцы.
Карлос интуитивно понял, что сейчас что-то должно произойти. Возникло знакомое волнение, как перед абордажной атакой или пьяной дракой. Он двинулся на вождя, по привычке на ходу сорвав с пояса рукавицы и натягивая их на руки.
— Давай, орел, покажи, какой ты сильный!
Вождь презрительно отвернулся и продолжил осматривать племя. Такого оскорбления Карлос стерпеть не мог.
— Стой! — заорал он в затылок Чикахуа. — С тобой еще не закончил говорить вождь племени Синего волка!
Терпение вождя лопнуло. Развернувшись, он выставил напоказ белые зубы. Выпученные глаза вращались, ноздри раздулись и дрожали в унисон с верхней губой. Возможно, Чикахуа скорчил бы еще более страшное лицо, если бы у него было время. Но в этот миг Карлос врезал ему по челюсти. Усиленный железной рукавицей, его кулак, подобно пушечному ядру, ударился в подбородок Чикахуа. Вождь рухнул, не издав ни звука, как срубленный тростник. Копна перьев слетела и обнажила длинные редкие волосы с плешью на макушке.
Карлоса уже было не остановить. Вырвав из рук одного из телохранителей вождя копье, он схватил его за волосы и пнул ногой в зад, так что тот, согнувшись, побежал вперед, еле удержавшись на ногах. С треском разлетевшись на части, ему на спину обрушилось его же копье. Взвыв от боли, туземец растянулся на песке рядом с вождем. Второй телохранитель испуганно попятился.
— Забирайте своего вождя и проваливайте! — закричал ему Карлос.
Наступила такая тишина, что шипение волн показалось грохотом камнепада.
— Будет война, — произнес Коланихе, угрюмо наблюдая, как телохранители тащат вождя прочь. — Вождь Чикахуа приведет много воинов. Будет жестокая война.
— Вот удивил. Если бы ты сказал мне, что придется пахать и сеять, я бы огорчился, а воевать мне, что вино пить.
— Ты погубил наше племя.
— А разве у вас было племя?
Карлос посмотрел на испуганные лица туземцев. Действительно, а что дальше? Похоже, племя больше устроила бы возможность откупиться от Чикахуа двумя-тремя своими соплеменниками и разбрестись по берегу пожирать корни.
Он сел и, обхватив колени, задумался о превратностях жизни. Нет, он ничуть не жалел о своем поступке. Но и что делать дальше, у него не было ни малейшего представления.
