— Эй, ты чего? — смотрел на нее удивленно Денис. Затем, критически взглянул на свой непрезентабельный вид и добавил: — Хотя я тебя понимаю. Оказаться один на один с полуголым сумасшедшим в темном погребе…
Услыхав его голос, девушка обернулась, и в ее глазах застыл неподдельный ужас. Она отпрыгнула от окна, забилась в угол и закрылась камнем.
— Да что с тобой такое?! — искренне возмутился Денис. — Ты мне только скажи, что это за место, и я уйду. Да… я еще у тебя там в тряпках пороюсь, а то, сама понимаешь, на дворе не лето. Хотя до сих пор не пойму, куда оно делось. Ну так как? Договорились? Ты меня не бойся, я дальше не сделаю ни шагу. Так ты мне скажешь, где я очутился? Что это за трущобы?
Девушка молчала и продолжала жаться в угол.
— О господи! Да что же это творится! — Денис тяжело вздохнул и огляделся. — Да что тебе еще сказать, чтобы ты там не пряталась? Или ты меня не понимаешь? Он взглянул еще раз на незнакомый шрифт, и у него мелькнула догадка, что он говорит на незнакомом ей языке. — Как тебя зовут?
Ответом по-прежнему было молчание, и у Дениса возникло ощущение, что он разговаривает со стенкой.
— Ну и ладно. Ты тут сиди, а я пойду чего-нибудь себе присмотрю. Ты не против?
Не дождавшись ответа и на этот раз, он пожал плечами и направился к выходу.
— Ирма, — вдруг прозвучало за его спиной.
— Что?
— Ирма, — повторила девушка.
— Тебя зовут Ирма? Вот видишь, а говоришь, не понимаешь. А я Денис. Так я пороюсь у тебя в гардеробе? А то у меня уже зуб на зуб не попадает. Я видел в куче мужские брюки и рубашку. Чьи они?
— Моего отца.
— Так у нас здесь еще и отец где-то прячется? Я надеюсь, это не последние его штаны?
— Папу забрали в город на рытье траншей.
— Так он у тебя строитель?
— Нет, бухгалтер.
— Чего же тогда траншеи роет? Деньги прячет? — хохотнул Денис. — А буржуйку ты зря потушила. Придется заново разжигать. Ты так и будешь в подвале сидеть? Смотри, а то там мыши.
Денис применил, как ему казалось, эффективный прием, рассчитанный на женскую психику, но на Ирму он почему-то не подействовал. Он пожал плечами и выбрался назад в комнату. Штаны оказались ему велики, и пришлось затянуть ремень на последнюю дырку. У неизвестного ему папы живот был будь здоров!
Кое-как приодевшись, он крикнул в подвал:
— Где у тебя спички или зажигалка?
За спиной скрипнуло, и на лестнице появилась Ирма:
— Там нет мышей.
— Что? А, ну конечно! Как я не догадался, их всех съели кошки! — Но, оглянувшись и не увидев ни одного кота, Денис добавил: — А кошек съели собаки.
— Собак съели в первую очередь.
— Чего?.. — Денис удивленно посмотрел в лицо девушки.
Ирма говорила с жутким акцентом, и первой мыслью было, что он неправильно ее понял, затем он решил, что она его разыгрывает.
— Ну и как? Вкусно? Сама ела или с кем-то поделилась? А кстати, здесь есть еще кто-нибудь? Я никого не видел.
— В соседнем доме живет фрау Романн, а за их домом чета Бальцеров. Днем они не выходят, потому и не видно.
— Ну ясно. Послушай, Ирма. — Денис огляделся вокруг. — А почему здесь такой бардак? Ну, ты меня понимаешь? Все переломано, окна выбиты, дверь на честном слове держится. У вас что, здесь ураган прошел?
Теперь удивленно вытянулось лицо у Ирмы. Затем у нее мелькнула какая-то догадка, и она неуверенно спросила:
— Ты, наверное, ранен?
— О, это точно! В голову, в самое темечко! Так что это за место?
— Шарлоттенбург.
— Шарлоттенбург? Не слышал. Это какая область?
— Пригород Кенигсберга.
— Кенигсберга? — Денис задумчиво посмотрел на Ирму. — Ты хотела сказать Калининграда?
Ирма виновато улыбнулась и возразила:
— Нет. Шарлоттенбург — пригород Кенигсберга. Дальше, через две дороги, уже начинается город.
Денис молча разгреб золу в топке и, заметив еще тлевший уголек, сунул газету и дунул. Пламя вспыхнуло, и в лицо пахнуло теплом. Оно было такое явное и такое реалистичное, что для верности он сунул в буржуйку руку, надеясь, что все это окажется бутафорским и призрачным. Он вспомнил, что во сне, какие бы кошмары ни снились, человек боли не чувствует. Огонь лизал пальцы, и Денис отчетливо ощущал его жар.
Не проронив ни слова, он несколько минут смотрел перед собой, затем голосом, полным смятения, спросил:
— Ирма, где я?
— В Шарлоттенбурге. Может, сегодня вернется мой папа. Тогда он проведет тебя до вокзала. Ты сам увидишь город. Оттуда он как на ладони. Но дальше тебе нельзя. Дальше позиции дивизии народных гренадеров. А ты же русский.
— Ну и что, что русский?
— Как что? — возмутилась Ирма. — Тебя сразу застрелят! Там уже немцы!
Голова Дениса неприятно закружилась. Он сглотнул тошноту, подкатившую к горлу, и посмотрел в глаза Ирме, надеясь увидеть там искорки еле сдерживаемого смеха.
— Ты хочешь сказать, что сейчас война?
— У тебя, наверное, жар, да? Ты был совсем раздет и, конечно же, заболел!
— Погоди-погоди! — Денис вскочил и схватил Ирму за руку. — Последний вопрос. Только ответь мне честно, поняла? Никаких розыгрышей или дурацких шуток! Смотри мне в глаза и скажи, какое сегодня число.
— Двадцать восьмое марта, — испуганно ответила Ирма и попыталась выдернуть руку.
— А год? Какой год?
Она попятилась и еле слышно выдавила:
— Сорок пятый.
Денис долго, как оглушенный, смотрел ей в глаза, затем нехотя отпустил руку, подошел к окну и выглянул наружу. Перед ним раскинулось поле, по которому он недавно шел. Дальше тянулся лес. Ничего необычного. Безликий весенний пейзаж, каких много где-нибудь в лугах Ленинградской области.
Он в сердцах ударил кулаком в стену и выкрикнул:
— Не верю! — Затем, спохватившись, бросился в подвал. — Я сейчас выведу тебя на чистую воду!
Он вспомнил, что видел там газеты. А на газетах всегда есть дата выхода! Пусть они и не на русском языке, но число и год он уж как-нибудь разберет?
Денис разорвал подшивку, поднес пестрые листы к свету и взглянул на даты. Газеты были разными. Их собирали не один год. Были и свежие — сорок пятого, были и позапрошлогодние — сорок третьего года. А еще у всех рядом с названием красовался орел, раскинувший крылья и вцепившийся когтями в кольцо со свастикой внутри. Все еще не веря увиденному, Денис даже попробовал порвать несколько листов, и они разорвались с противным треском, как обычные газеты.
