Глава V. Шантаж
Илья Петрович бросил ходить в университет, потому что все больше изнемогал от груза своих мыслей и ощущений. На него все давило: низкое питерское небо, ровные улицы и доходные дома, острые углы и прямые проспекты, набережные, каналы, мосты, парки, сады и церкви. Он не понимал, как живут здесь остальные. Несчастный город! У дворника появилась привычка, махая метлой, бормотать проклятия под нос, и со стороны он напоминал помешанного. Однажды за этим бормотанием он не разглядел, как, чуть проехав вперед, резко затормозила и остановилась блестящая продолговатая машина. Из нее вышел человек с гладким лицом и выпуклыми глазами и легкой птичьей походкой направился к старательному и яростному чистильщику улицы.
— Илья Петрович, вы ли это?
Директор поднял голову, и, странное дело, виновник всех его злоключений и нынешнего печального положения, человек, которого он когда-то так презирал, не вызвал у него прежних неприязненных чувств.
— Что вы тут делаете, голубчик мой прогрессор?
— Как видите, собираю и уничтожаю мусор. А вы чем занимаетесь?
— Да как вам сказать, примерно тем же самым. И долго вы еще собираетесь мести этот двор?
— Пока не найду свою ученицу.
— Однако ж какой вы упрямый человек, — пробормотал Люппо. — Да помилуйте, зачем вы ей? Она, быть может, давно кого-нибудь почище подцепила.
— Не надо так о ней говорить, — нахмурился дворник.
— Эх, Илья Петрович, Илья Петрович, разве в наше время молодая красивая девушка одна честно проживет?
— Только не она. Ей может быть очень голодно, бедно, плохо, но она никогда не утратит чистоты.
— Как же вы сладко поете! Я знал только одного такого же одержимого.
— Кого?
— Старца Вассиана.
Илья Петрович вздрогнул.
— Что ж, если хотите, — продолжил самозванец, — я попробую разыскать вашу воспитанницу.
— Буду вам весьма благодарен, — церемонно произнес директор.
— Погодите благодарить, как бы не пришлось потом каяться. А вы что же, по-прежнему одиноки?
— Я живу с одним несчастным, больным человеком.
— Это что за горемыка? Тоже навроде вас вечный двигатель истории изобретает?
Илья Петрович замялся, но, чувствуя теперь обязанным себя по отношению к своему собеседнику, взявшемуся ему помочь, понизив голос, сказал: — Он говорит, что скульптор, но, по-моему, такой же скульптор, как я писатель в пору моего директорства. Бедняжка помешался на религиозной почве и страдает манией преследования.
— Значит, и он тут поселился, — проговорил Борис Филиппович задумчиво. — А вы еще в Провидение не верили.
— Вы его знаете? — встревожился директор.
— Вряд ли. Хотя одного одержимого, возомнившего себя равным гению, знал. Но таких людей сейчас повсюду навалом, — заметил Люппо. — Голодных, оборванных, обозленных, вышвырнутых из жизни и рассказывающих всяческие небылицы. Кстати, и вы тоже неважно выглядите.
Он стоял и не уходил, точно чувствуя, что беседа их не окончена, и подзуживая Илью Петровича коснуться одной мучившей его, так и не проясненной темы.
— Послушайте, я давно хотел спросить у вас одну вещь, — неуверенно начал директор. — О мощах Евстолии? — Что это было? Совпадение? Чудо? Промысел?
— Вам действительно важно знать?
— Да.
— Видите ли, Илья Петрович, если я скажу, как было на самом деле, легче вам не станет.
— Я хочу знать правду, какой бы она ни была.
— Что ж, вы сами этого хотели. Это был заранее отрепетированный спектакль.
Илья Петрович обмяк.
— И старец об этом знал? — спросил он еле слышно.
— Он сам велел его организовать.
Дворник отвернулся, ссутулился и стал снова свирепо мести окурки, пустые банки из-под пива и кока-колы, листовки, обертки, бульварные газеты, ругая под нос Петра Великого, птенцов его гнезда и весь петербургский период российской истории, и не заметил, как вслед за машиной Люппо отправилась другая. Придя домой, он перестелил постель больному, но весь день был мрачен, грубо сказал что-то Катерине и не улыбнулся даже детям.
— Что-нибудь случилось? — спросил наблюдательный Колдаев.
— Я повстречал одного знакомого, — ответил Илья Петрович нехотя.
— Разве у тебя тут есть знакомые?
— Оказывается, есть. Он, кстати, и тобой интересовался.
— Это он, — прошептал больной.
— Тебе мерещится!
— Розовый, гладколицый, с липучими глазами навыкате, высоким голосом, любит курить трубку?
— Пожалуй что, — согласился дворник.
— Это он! Мне он не сможет причинить уже никакого зла. Но заклинаю тебя, Илья, избегай этого человека. Не верь ни единому его слову и откажись от всего, что он тебе предложит. Он ненавидит людей — я точно это знаю. Ненавидит и хочет иметь над нами власть.
Меж тем блестящая машина, преследуемая вишневыми «Жигулями», продолжила путь по городу. Ее водитель, столь категорически охарактеризованный бывшим ваятелем, был необыкновенно задумчив. В тот день он побывал у нескольких важных лиц и имел неприятные разговоры, ему задавали множество вопросов, на которые он с трудом находил ответы, и теперь ему надо было предпринимать срочные действия. Проехав через Неву, машина свернула направо и вскоре остановилась возле дома, где жил академик Рогов.
— Мы, кажется, знакомы, прелестное дитя, — сказал Борис Филиппович, пристально взглянув на открывшую дверь девушку. Маша вздрогнула и попятилась.
— Кто там? — раздался недовольный голос из глубины квартиры. — Если ко мне, я занят!
— В прошлую нашу встречу, Виктор Владимирович, — сказал Люппо деловито, отстранив Машу и войдя в комнату, — я обещал, что подумаю над вашим предложением. Так вот, я готов его принять.
— Какого черта вам от меня надо?
— Видите ли, у нашей Церкви начались неприятности с властями, и мне бы хотелось, чтобы авторитетный ученый написал письмо в ее защиту.
— У меня нет времени писать письма.
— Письмо уже написано. Вам останется только поставить подпись.
Рогов хотел его прогнать, но прогнать не получалось — розоволицый Люппо как будто занял весь кабинет.
— Скажите мне, чего вы добиваетесь? — произнес ученый устало. — Денег, власти, славы?
— Ни того, ни другого, ни третьего, — ответил Борис Филиппович, откинувшись в кресле. — Ко мне приходят, простите за дерзость, труждающиеся и обремененные, психически неустойчивые, мечущиеся люди. Потенциальные маньяки, несостоявшиеся убийцы, закомплексованные, неуверенные в себе, неудачники, жертвы насилия и обмана и инвалиды. Я даю им деньги, крышу над головой, даю работу и еду. Я даю им смысл жизни, наконец.
