– Он дрался за меня! Теперь моя очередь драться за него!
Но де Ла Вьевиль уже тянул ее за собой внутрь. Затянутый в гобелены из Фландрии с развешанными на них трофеями, уставленный ящиками и застекленными шкафами с самым разнообразным оружием, этот кабинет не был Марии незнаком. В давние времена прежней милости она бывала здесь не единожды, молодому тогда королю нравилось хвалиться перед ней своими последними приобретениями. Тогда обычно он выходил навстречу ей, целовал руку, нежно и с участием интересовался ее самочувствием. Теперь же все изменилось…
Сидя в высоком резном с кожаной отделкой кресле, Людовик XIII поигрывал длинным кинжалом в ножнах, золоченая с черной эмалью рукоять которого говорила о том, что сделан он в Толедо. Король удостоил вошедшую всего лишь беглым взглядом, в то время как она склонилась перед ним в грациозном и почтительном реверансе. Потом, однако, этот взгляд все же задержался на ее туалете:
– По кому траур? Шеврез ведь не умер, насколько я знаю?
– Слава богу, нет, сир, но он только что потерял сестру, которую любил, и я разделяла эту любовь.
Черные брови Людовика взметнулись вверх: он, должно быть, об этом не знал. И действительно Мария услышала:
– Я этого не знал. Отчего же мадам де Конти умерла? О, что за равнодушный тон! Мария сделала над собой усилие, чтобы ответить без колкости:
– От горя, сир! От скорби быть разлученной с тем, кто был ей супругом перед Богом…
– Ах, верно! Нужно будет сообщить Бассомпьеру, что он овдовел. Поручу-ка я это министру юстиции. А теперь, мадам, скажите же, что вас ко мне привело.
И Мария, забыв свою гордость, рухнула перед королем на колени:
– Помилуйте шевалье де Мальвиля, сир, одного из ваших мушкетеров, который…
– Знаю! Почему вы просите за него? Он что же, один из ваших любовников?
– Нет, сир. Он был у меня пажом, пока не выбрал службу Вашему Величеству: он восхищался вашей храбростью. Герцог и я весьма сожалели о потере преданного слуги. К тому же, несомненно, он был одним из лучших клинков Франции!
– Он только что перестал быть таковым, убив Беланжера, который был расторопен, но пьян. И все это из-за некой женщины, имя которой мне так и не сообщили.
– Я прошу вас за истинного шевалье, вашего благородного мушкетера, сир. Гвардеец кардинала оскорблял меня! Но, кажется, я прошу напрасно…
Усы короля не смогли скрыть его недоброй ухмылки.
– И что же, женщину с вашей репутацией можно оскорбить?
Волна негодования подняла Марию с колен.
– Если я правильно услышала, Ваше Величество, знатный вельможа Франции ставится на одну доску с пьяным солдафоном? Сир, признаюсь, король, которого я когда-то знала, был милосерднее.
– Все меняется, мадам! Вы тоже изменились.
– В меньшей степени, чем думает король. Сердце мое осталось прежним!
– Странно! Я часто спрашиваю себя, есть ли оно у вас вообще!
Мария поняла, что, опровергая короля, она ничего не добьется.
– Сир, вас называют Людовиком Справедливым. Неужели вы допустите, что один из самых верных вам солдат Лишится жизни лишь из-за того, что вступился за честь женщины, которой долгое время служил? И это не покажется вам несправедливым?
– Грубияна можно осадить, не убивая его. А тот еще И лишнего хлебнул, потому был на голову слабее. Более того, мадам, этот Беланжер мне не принадлежит.
– Это означает, что, будучи на службе у кардинала, человек перестает быть французом и подданным Людовика XIII?
Она испытала удовлетворение, увидев румянец на лице Короля, который какое-то время не мог подыскать ответ.
– Вы сами отлично знаете, что нет. Однако я хотел бы, чтобы мой самый надежный слуга обладал достаточной силой, способной защитить его при любых обстоятельствах против любых врагов, как если бы речь шла обо мне самом…
– В таком случае, сир, ему следовало бы придать половину вашего войска, поскольку народ любит, я сказала бы, обожает Ваше Величество с той же силой, с какой ненавидит вашего министра.
– Прежде я не наблюдал за вами столь сильного ко мне чувства! Что бы там ни было, но смерть все же удел кардинала: он единственный, кому в данных обстоятельствах принадлежит право миловать…
Марии едва хватило сил, получив подобный отказ, поклониться. Сдерживая гнев, она покинула королевские покои и подумала было, не пойти ли к королеве, но тут же одумалась, дернув плечиком. Бедняжка королева не располагает никакой властью. Пересказывать ей эту историю значит потерять время, а оно сейчас невероятно дорого: если никто не вмешается, часы Габриэля сочтены…
Направляясь к карете, она заметила Арамиса, который, скрестив руки на груди, в задумчивости отмерял, видно, не первую сотню шагов, явно ожидая ее.
– Чем закончилась ваша аудиенция? – спросил он герцогиню, приблизившись к ней.
– Увы! Мне было сказано, что лишь кардинал вправе распоряжаться жизнью Мальвиля, поскольку убит его человек.
– То же самое король сказал и нам, – с горечью подтвердил мушкетер. – Мы хотели нанести кардиналу визит, но господин де Тревиль запретил, он считает, что это его дело. Трудно, дескать, сдержаться пятерым, пусть потому страдает лишь его гордость. Вам, мадам, наверняка известно расположение друг к другу гвардейцев кардинала и мушкетеров короля.
– Господин де Тревиль уже в отправился к кардиналу?
– Нет еще, он собирается к нему вечером.
– Я еду к кардиналу сейчас же. Как вы, может быть, заметили, его высокопреосвященство в последнее время ищет моего общества. Остается уточнить, какого качества его симпатия.
– А если окажется, что это не то, на что вы надеялись?
Герцогиня твердо посмотрела в глаза молодого человека.
– Нужно будет идти на риск и вырвать Габриэля из рук палача, пусть даже и прямо с эшафота.
Арамис выдержал ее взгляд.
– В таком случае считайте меня верным своим слугой, госпожа герцогиня! И я буду не один!
– Если вы не на страже, поезжайте ко мне и дождитесь меня! – сказала Мария, протягивая ему свою руку в перчатке.
Боже, как же хорошо чувствовать себя не одинокой! Тем временем карета уже несла ее к Ришелье, и Мария чувствовала, как в преддверии предстоящей битвы у нее учащенно бьется сердце. Этот привкус сражения она носила в себе извечно, он доставлял ей почти столь же острое наслаждение, как и утехи в любви.
День клонился к вечеру, и Мария надеялась, что Ришелье не принялся еще за ужин, время которого у неутомимого труженика, каким являлся кардинал, постоянно менялось. Мадам де Комбале, как ни странно, не удивилась ее возвращению, но предупредила:
– Боюсь, мадам, что момент выбран не совсем удачно. У него маркиз де Шатонеф, которого он вызвал, но их встреча не должна продлиться больше получаса. Затем…
