Возле блокпоста тоже суетились людские силуэты, подсвеченные заревом дополнительно зажженных факелов: экстренная смена, которую Шрам наскоро набрал в переходе из людей, способных держать оружие. Впрочем, стрелки сейчас не требовались, нужно было просто привести блокпост в порядок. Поэтому сгодились все, кто под руку попался.
Стараясь двигаться бесшумно, Димка подошел поближе, прислонился к колонне и прислушался к разговору:
– …Можно, конечно, и самому по городу поискать, – неторопливо объяснял Фёдор кому-то из своих собеседников. – Город большой, хоть и два десятка лет после Катаклизма миновало, а где-то наверняка еще немало добра людей дожидается, по подвалам да складам. Населения – по пальцам пересчитать. Раньше тут несколько миллионов человек обитало. Ты прикинь, Степанов, какая должна быть инфраструктура, чтобы такую прорву населения обеспечить всем необходимым. Работой, жратвой, транспортом, квартирами, кабаками и ресторанами. Тут товаров – миллиарды тонн, на много лет вперед, чтобы никаких перебоев в спросе и предложении… Пусть большая часть уже сгнила, но добра все равно хватает, для тех, кто умеет искать.
– Ну а я о чем говорю-то? – Степанов лениво сплюнул в бочку. – Что им мешает сталкерствовать? Западло, что ли?
– Ну как ты не понимаешь, чудак-человек! – Фёдор раздосадовано всплеснул руками, чуть не съездив боевику по носу – тот поспешно отпрянул, одарив челнока-очкарика недобрым взглядом. – Я ж тебе уже битый час объясняю. Каравай, ну ты хоть ему скажи, ёханый бабай!
– Можно и самим пошарить, – солидно кивнул Каравай, с видом человека, хорошо осведомленного в вопросе. – Никто не запрещает. Как думаешь, Степанов, сколько мы времени теряем, прежде чем найти что-нибудь полезное? Да ведь еще и сгинуть – легче легкого. Там же на поверхности, в каждом районе – словно своя реальность. Свои опасности. Твари всякие разные. И все это нужно знать, чтобы выжить. Караванщики поступают проще, ребята продуманные. Они ходят в метро или на другие заставы диких. Туда, где все им необходимое дожидается в готовом виде. В целости и сохранности. Заранее взвешенное и упакованное. Сервис.
– Вот-вот, – живо подхватил Фёдор. – Берут товар в одном месте, тащат в другое, туда, где на конкретный товар спрос, меняют еще раз – на что-нибудь дефицитное – и отправляются еще куда-нибудь.
– Круговорот шмотья в природе, – не упустил случая сострить Соленый.
– Торговля, блин. – Фёдор многозначительно поднял палец. – И людям помогают прибарахлиться нужными вещами, и сами всегда в хорошем снаряжении. И делом заняты. Это только такие, как вы, Степанов, привыкли начальству в рот заглядывать, дальше своего носа ничего не видите и не знаете…
– Поаккуратнее с выражениями, Кротов, – буркнул Степанов.
– Да ладно, не бери в голову, я ж не со зла, ёханый бабай… – Тут Фёдор, видимо, как-то почувствовал взгляд Димки, обернулся в его сторону и радостно воскликнул: – Ну наконец-то, Димон! Чего ты там чахлое привидение изображаешь? Дуй сюда! А Наташка чего не вышла? Мы сейчас тут чаек замутим, вон и чайник уже закипает…
– Отдыхает она, – коротко пояснил Димка, присаживаясь на корточки между Соленым и предупредительно подвинувшимся Караваем.
– Ладно, хоть ты здесь. Даже не представляешь, как рад видеть в добром здравии!
– Да и я, Федя, рад, – Димка улыбнулся искренне.
– Слушай, ты представляешь, что местные тут жрут?! – Фёдор округлил глаза и потряс головой, ему явно не терпелось поделиться с новым собеседником тем, что они тут только что обсуждали. – Я как узнал, так весь аппетит отбило. Теперь буду только чаек дуть, пока не вернусь в Ганзу. Или хавать только то, что ношу с собой.
– Ты это о чем? – не понял Димка.
– Да он о бомжах, – брезгливо скривился Соленый, грея руки над костром, рядом с прокопченным, закипающим металлических чайником – его поставили на скрученную из железных прутьев подставку, опущенную прямо в бочку. – Ты оглянись – они всех химер уволокли.
– Откуда они взялись, станцию ж не открывали еще?
– Догадайся с трех раз. – Взгляд Фёдора насмешливо блеснул из-под мутноватых стекол стареньких очков. – Они тут каждую ночь так и остаются! Этот сброд приличные люди в переход не пускают. Выглядят – вздрогнешь, Димон. Чахлые выродки, лысые, скрюченные, в язвах где ни попадя. Вот прикинь – охранников химеры порвали, а бомжи выжили.
– Такие, как они, всегда выживают, потому что нафиг никому не нужны, даже химерам.
– Верно говоришь, Каравай, – Фёдор вскинул указательный палец и с важной миной продекламировал: – Потому что они – хомо спекус артифициалис!
– Чего-чего? – переспросил Соленый. – Ругаешься, что ли?
– Это на латыни, неуч, – снисходительно пояснил Фёдор. – Что-то типа «человек туннельный». Я в смысле образа жизни и выживаемости. Если, конечно, ничего не перепутал, память-то дырявая уже.
– На какой еще латыни? Выпендриваешься, что ли?
– Не, ты действительно неуч, Соленый, – Фёдор добродушно рассмеялся. – Латынь – мертвый язык, причем мертвым он был еще до Катаклизма. Использовался в научных и медицинских кругах, традиция.
– А ты-то откуда все это знаешь? – Соленый недоверчиво прищурился. – Может, просто выдумываешь все?
– Книжки надо читать, тундра ты неогороженная, хотя бы те, что еще остались, а то так и будешь дремучим, как эти бомжи… – Фёдор снова повернулся к Димке. – Не, Димон, представляешь, они после того, как химер утащили, своего представителя к нам прислали, пытались продать куски мяса «поаппетитнее».
– Так еще и нахваливали, типа, вымочить мяско в уксусе, да на шашлычок – пальчики оближешь. – Каравай покачал коротко стриженой седоватой головой.
Из присутствующих он был самым пожилым, сорок восемь лет – не шутка, и выглядел крайне утомленным, что совсем неудивительно после бурно проведенной на поверхности ночи. Не говоря уже о столкновении с химерой в туннеле. «Его бы в эту палатку», – сочувственно мелькнуло у Димки. Но тогда сорвется то, что было у него на уме.
– Какой уксус? – Фёдор снова рассмеялся. – Где они его возьмут? Вот и спрашивается – в какой гадости они его там вымачивают? В моче, что ли? До чего жизнь людей довела, это ж надо. Впрочем, чему удивляться-то – бойцов ганзейцы подкармливают, а эти бедолаги никому не нужны и сами должны заботиться о выживании.
– Да мы все уже давно эти твои хомо спекусы… – тихо вставил такой же малоразговорчивый, как и его напарник, Вяземский. Но на его реплику никто не обратил внимания, и он снова стушевался. Эти два «братца-акробатца» больше привыкли выполнять приказы, чем общаться. Шрам, скорее всего, вот таких неразговорчивых и подбирал себе на службу.
– Даже караванщикам пытались эту гадость продать без всякого зазрения совести, – вздохнул Каравай. – А те и так любую живность на поверхности оприходуют и выберут что получше, а не первую попавшуюся дрянь.
– Караванщики? – Димка замер, едва успев подавить желание тут же вскочить. – С Автозаводской?
