— Сирены? Те, что заманивали мореплавателей, чтобы погубить их? — Тики хлопнул себя ладонью по лбу. — Потомки древних сирен, реликты… вымирающие, боящиеся человека и защищающиеся от него…
— Так же, как овинник, — добавил Дизи, беря на руки уставшего семенить за всеми петушка.
— Ты бы видел, в каком горе они пребывали, когда чувствовали, что теряют детеныша.
— Почему же они не вступили с тобой в контакт?
— Видимо, не хотели. Или не могли. Наверное, я был готов к их вторжению в мое подсознание и противился к этому. И злость моя им мешала. В общем, обе стороны не были готовы к добросердечному контакту. Они так растерялись, когда я вернул им малыша…
— Надеюсь, они извлекли из этого урок.
— Кто знает, Дизи? Может быть, и нет. — Тики подергал за веревку отставшего Рики. — Люди по-прежнему опасны для них. И рано или поздно они доберутся до этого озера. "Чертей" человек уже давно выживает, дойдет очередь и до русалок.
— А ты еще йети упрекаешь, — заметил Дизи, продолжая давний спор.
— Русалки, или сирены, если хочешь, на своей территории, и они защищаются. Простить их мне трудно, ведь они пытались убить Рики, но хотя бы понять мотивы этого поведения я могу. А йети… — Тики поморщился. — Это совсем другой случай.
— Ты что-нибудь предпримешь против русалок? — осторожно спросил Дизи.
— Я еще подумаю над этим, — задумчиво проговорил Тики, озираясь на весело скачущего позади них Рики. — И, скорее, не против них, а за… — Он восхищенно вздохнул. — Какие они красивые, Дизи… Как из сказки…
9.
С самого утра все валилось у Арины из рук. Определенная, назойливая тревога терзала ее сердце, и Арина понимала, что она означает. Сегодня что-то случится.
Солнце палило так, словно обезумело, но ровно в полдень, не в силах больше ждать и приготовившись к худшему, Арина побрела за околицу. Ноги не шли, она еле волоклась по пыльной дороге и еще издали почувствовала какую-то странную возню в облетевшем березовом леске сразу за рекой, справа от моста.
Держась за перила, Арина прошла по мосту и остановилась на самой его границе. Морщась на слепящем солнечном свету, она с тоской принялась ждать событий, и то, что она вскоре увидела, как громом, поразило ее. Плача от ужасной боли в покалеченных ногах, из леса выползла красивая молодая женщина. Она держала в руках белого петушка. Птица все время норовила вырваться и испуганно сипела сорванным голосом.
Увидев Арину, женщина перевела дух, кое-как подтянулась еще на шаг, оставляя на потрескавшейся земле страшный ярко-красный след, и, страдая от мучительных ран, застонала.
— Мама… — обратилась она к Арине, — помоги же мне… Чего ты ждешь?
Арина, онемев, смотрела, как дергается в ее руках полузадушенный петух, как судорожно трясется его красный гребень, и ноги у нее подкашивались.
— Дуй, — наугад, сдавленным голосом, произнесла она, — ты дурак. У тебя же голубая кровь.
Женщина прекратила стенания, взглянула на свои раны и хмыкнула, потом поднялась со спекшейся земли, и неуловимое для глаз движение обратило ее в безобразного старика с жестокими глазами. Он держал белого петуха за горло, и тот уже почти не подавал признаков жизни — только слабо подрагивали его испачканные землей крылья.
— Ты ли это, мокошь? — кривляясь, засмеялся Дуй. — Никак состарилась от трудов своих? — Он оборвал смех и оттопырил нижнюю губу. — Про кровь я как-то не подумал. А она ведь у меня особенная. Кровь королей…
— Зачем пришел? — перебила его Арина. Она еле держалась на ногах.
— А ты не видишь? — Дуй вплотную подошел к Арине. — Твой петух теперь у меня. Иди и возьми его.
— Это не мой петух… — еле выговорила Арина.
— Давай проверим.
В одно мгновение он свернул петушку шею и, насмешливо скалясь, швырнул его Арине под ноги. Арина побледнела так, что ее синие глаза засияли еще ярче. Она с трудом наклонилась, чтобы поднять мертвую птицу, дрожащей рукой погладила петушку перышки, потом посмотрела в сторону леса. На мгновение она забыла о присутствии колдуна, который не сводил с нее глаз.
Да, это просто несчастная птица, которая попалась ему под руку, подумала Арина. Уже три недели, как мальчики ушли… Где же они? Живы?
— Где же они? Живы? — хмыкнул Дуй. — Значит, они еще живы, мокошь? Это я и хотел узнать от тебя.
— Из чего это ты сделал такой вывод? — пытаясь скрыть охватившее ее отчаяние, чужим голосом спросила Арина.
— Почувствовал. Если бы они погибли, твое глупое сердце подсказало бы мне. — Дуй поморщился. — Столько хлопот из-за какого-то петуха… Придется тащиться на Русалочьи озера. — Он исподлобья взглянул на Арину. — Может, договоримся полюбовно: тебя съест волк, а эти бестолковые мальчишки пойдут, куда идут?
Да! Я согласна, хотела крикнуть Арина, но Дуй уже передумал.
— Нет, это было бы слишком просто. И скучно. — Он с такой ненавистью посмотрел на мокошь, что у нее захолонуло сердце. — Сначала умрут они все, а потом ты — сдохнешь от тоски. Я с удовольствием посмотрю, как ты будешь сходить с ума.
Арина плюнула ему в лицо.
Дуй в ярости закричал и ударил кулаком по прозрачной стене. Потом сгорбился и, уставившись в землю, забормотал — страшно, непонятно повернулся и пошел прочь. Тут же, что-то вспомнив, он обернулся к Арине.
— Побоялась спросить меня про свою дочь, да? — Арина вся сжалась. — Я тебе отвечу, мокошь. Я могу превращаться только в того человека, которого убил.
— Будь ты проклят, зверь, будь ты проклят! — зарыдала Арина ему вслед, но Дуй уже не слушал ее.
Обернувшись волком, он поскакал к лесу.
10.
Темно-лиловые сумерки стремительно окутали предгорья, и звезды, как тысячи хищных глаз, засверкали в вышине. Сидя у костра, Тики слушал таинственные голоса ночи. Высокие стены одинокого утеса, у которого устроились мальчики, надежно охраняли тыл лагеря, а доступ с востока преграждала каменная осыпь.
Привлеченные багровыми отсветами костра, со стороны гор прибежали несколько шакалов. Тики видел, как в свете луны серебрилась шерсть на их спинах и тощих боках. Звери издалека оглядели людей, но, так и не решившись подойти, вскоре исчезли. С надоедливым писком рассекали темноту стаи летучих мышей. Иногда, совсем низко, прямо над головой Тики, бесшумно взмахивая своими мягкими крыльями, пролетала ночная птица. Шелестели деревья, покрывающие редкие скалистые утесы, невнятно вздыхал и бормотал ветер.
Дизи спал рядом с костром, Рики с петухом — в глубине, у гладкой каменной стены. В два часа ночи Тики привязал свой конец веревки, соединяющей его с Рики, к выступу скалы, осторожно подошел к Дизи и склонился над ним. Ресницы у Дизи слегка дрогнули. Тики отошел и снова присел у костра. Ты снова не спишь, Дизи, в отчаянии подумал он. Ты не спишь и следишь за мной.
