Арина устало поднялась, прошла к сундуку, долго возилась с замком и, пока Дизи зажигал свечу, достала небольшой плоский камень черного цвета правильной квадратной формы. На поверхности едва заметными точками белели шесть отметин. Она протянула вещицу мальчику:
— Она забыла это у меня.
Увидев камень, мальчик не смог сдержать радостной улыбки, и Арина почувствовала, что его огромное внутреннее напряжение ослабло. Она и сама испытывала большое облегчение от того, что помогла ему.
— Бабушка, когда это было?
— Года два назад.
Дизи понуро опустил голову.
Белый петух подошел к мальчику и долгим взглядом, снизу вверх, посмотрел ему в глаза.
— Баю-баюшки-баю, про того тебе спою, кто коня домой пригнал, а попить ему не дал…
Арина негромко напевала колыбельную и поглаживала петуха, устроившегося на лавке. Молчаливая ночь царила над землей, но тревоги дня не оставляли женщину. Она невесело размышляла о том, что завтрашний день будет куда труднее прошедшего, ведь утром мальчики уйдут, а она останется, и сердце будет болеть за них, так быстро ставших родными.
— Когда же мы будем радоваться, а? — спрашивала она петуха. Тот помалкивал. — Ну, спи, спи…
12.
Настал час расставания. Надев рюкзаки, мальчики вышли во двор. Мокошь сидела на крыльце, о чем-то тихо переговариваясь с петухом. При виде нее у Дизи кошки заскребли на душе: маленькая, сухонькая, вся сморщенная… Как оставить ее здесь одну?
Арина поднялась с крыльца навстречу мальчикам и сказала каким-то чужим голосом:
— Собрались? Ну, в добрый путь, ребятки… Я провожу вас до моста.
— Ты не пройдешь по улице, бабуля, — возразил Тики, — ты только посмотри туда, там все завалено.
Арина лукаво глянула на него:
— Али я не колдунья?
Сейчас на метле полетит, замирая, подумал Рики. Но бабушка просто достала из кармана фартука небольшой горшочек, сняв крышку, положила его на землю, горлышком к мосту, плавно взмахнула рукой, и по улице стремительно понесся неширокий, но мощный поток. Вода бурлила, раскидывая в стороны тяжелые доски, уносила с собой мелкий мусор и вскоре добралась до моста. Тут Арина вновь махнула, закрыла горшочек и убрала в карман. Путь к мосту был расчищен, песок быстро впитал воду, и можно было смело шагать, не боясь переломать ноги. Мальчики восхищенно переглянулись.
Арина медленно пошла рядом с детьми по тысячи раз хоженой ею деревенской улице, и, как в тумане, чудилось ей уже невозможное, ушедшее. Привиделось ей раннее летнее утро с его ослепительно-синим небом и соколом, кружащим в вышине над сверкающими под солнцем полями. Ночью прошел теплый дождь и до блеска отмыл каждый листик, каждую травинку, прибил мягкую пыль на дорогах и ручьями сбежал в реку, оставив позади себя освеженную, похорошевшую деревню. Звонко цокал молотом по наковальне кузнец, и голосисто орали петухи, возвещая о начале нового дня. Босоногие мальчишки, по пути погоняя гогочущих гусей, бежали с удочками на речку, и их головы с белыми, выгоревшими на солнце волосами мелькали среди подсолнухов. И среди них — внучек, кровиночка, такой же белоголовый, как и все… В каждом дворе радостно мычали коровы, предчувствуя долгий ясный день на сочных зеленых лугах. Ржали кони, запрягаемые в телеги, и озабоченно покрикивали мужики пора сенокоса! Красивые молодки в белоснежных платках, сладко зевая и беззлобно пошучивая, шли на огороды, прижимая к груди узелки с едой.
Как любила Арина каждое утро слушать эти незамысловатые деревенские звуки! Для нее они сливались в прекрасную волнующую музыку, без которой сама ее жизнь не имела никакого смысла.
… Петух семенил рядом и поминутно тыкался Арине в ноги. Очнувшись, она услышала, как тоскливо свистит ветер над серыми, покрытыми пылью, как пеплом, полуразрушенными домами. От прежней жизни не осталось ничего, только воспоминания…
Арина шла с трудом, но еще тяжелее было на душе. Она видела, что мальчики мысленно уже далеко отсюда, и никак не могла решиться заговорить о своем. Кто же подскажет, как ей поступить?
Прощались у моста как-то скованно. Дизи подошел к ней, что-то сказал. Арина не слышала его, горячая волна обдала ее с головы до ног, и сердце бешено заколотилось в груди. Дизи еще что-то сказал, наклонившись, заглянул ей в лицо и оторопел, впервые рассмотрев так близко ее глаза. Они были ярче самой яркой лазури — чудесные синие глаза на старом морщинистом лице…
— А ведь ты не старая, бабушка…
Арина печально улыбнулась Дизи. Но не это сейчас волновало ее. Рики ткнулся ей в подол, обхватив ручонками, прощально кивнул Тики, и вот они уже идут по мосту, не оборачиваясь, так, как всегда нужно уходить. Еще мгновение, и они окажутся далеко, и будет поздно звать их тихим, слабым голосом.
Сейчас сердце плохой советчик, вдруг с пронзительной ясностью поняла Арина. Сейчас нужно довериться разуму, а не сердцу.
— Подождите! — сдавленным голосом крикнула она и, спотыкаясь, побрела к детям. Наклонившись, Арина подняла трущегося у ног петуха и дрожащими старческими руками протянула его Дизи. Тот молча взял, погладил петуху перья на спинке и, понимая, что сейчас будет сказано что-то важное, выжидающе смотрел на Арину.
— Я, конечно, уже притерпелся к этому петуху… — дергая себя за ухо, сказал Рики.
— Это не петух, — перебила его Арина.
Опустив глаза и с трудом справляясь с волнением, начала она свой грустный рассказ. Как никогда в жизни, было ей трудно и стыдно рассказывать этим людям, этим детям, свой позор, свой самый тяжкий и неизбывный грех.
— Внук это мой… Хороший был мальчик, добрый, ласковый… Да как-то подрался с соседским мальчишкой, до крови. Я весь день не в настроении была, все из рук валилось, то кринку с молоком пролью, то горох рассыплю… — Арина еле сдерживала подступающие слезы. Дети напряженно слушали ее. Петух, нахохлившись, сидел на руках у Дизи. — Увидела я их в окно, драчунов, выскочила да закричала:
— Сейчас я вас в курятник обоих запру, петухов, вам там самое место!
Только выговорила, внучек мой петухом и обернулся. Соседский Васятка заплакал:
— Бабушка, я вашего Шарика пнул, а он заступился. За что ты его в петуха превратила?
Арина зашаталась. Тики подошел к ней и, поддерживая, осторожно приобнял за плечи. Молча глотая слезы, вспомнила Арина, как с месяц пролежала она без движения, без сил, разбитая обрушившимся на нее горем, как пришли старики, повздыхали, и самый старший, Макар, сказал:
— Вот что, Арина Петровна, ты давай-ка, вставай, родная. Что случилось, то случилось. Видно, судьба у него такая — век свой петухом прожить. Ты всю свою жизнь добро людям делала, и никто тебя не осуждает. Сила тебе дана великая…
— Будь она проклята, — одними губами выговорила Арина.
— … и глядишь, все и выправится…
