Ольга потому была так любезна, что хотела выяснить кое-что у
этого человека приватно. Тут как раз был такой случай, никто не помешает, и
деться некуда.
Ей ничего не ответили, и в следующую секунду глаза Ольги
удивленно округлились.
– Что это вы? Что...
Она не договорила. Удивление в ее глазах сменилось
растерянностью, недоверием и, наконец, откровенным ужасом.
А затем ее глаза утратили всякое выражение, кроме
бесконечного изумления открывшейся перед ней истиной.
В отличие от Ольги Ястребовой Татьяна Кнопкина четвертую
комнату не любила. Причем практически по той же самой причине.
Когда она входила в множительную комнату, чтобы навести там
порядок, и заставала сцену, не предназначенную для чужих глаз, воспитанная
Татьяна чрезвычайно расстраивалась. Она испытывала ужасную неловкость, которая
переходила в нервный стресс и заканчивалась затяжной бессонницей.
Поэтому, прежде чем войти туда, она непременно стучала в
дверь, да еще несколько раз громко кашляла.
Так и на этот раз, прежде чем открыть дверь, Татьяна
откашлялась, постучала и только после этого толкнула дверную ручку.
На первый взгляд в четвертой комнате никого не было.
Только лазерный принтер горел желтым глазом, и на столе перед
ним громоздилась неровная стопка отпечатанных листов.
– Никогда не уберут за собой и принтер не выключат! –
проворчала Татьяна, чья врожденная аккуратность вступала в конфликт с любым
беспорядком.
Принтер немного подумал и выплюнул еще один лист, на этот
раз последний.
Татьяна подошла к столу с принтером, протянула руку, чтобы
нажать кнопку...
И тут она увидела торчащие из-под стола ноги в черных
брюках.
В первое мгновение у нее потемнело в глазах. Татьяна просто
очень испугалась и бросилась к двери. Она хотела поскорее улепетнуть из
злополучной четвертой комнаты, но на пороге затормозила, остановленная
врожденной порядочностью.
«А вдруг, – подумала она, – человеку стало плохо,
а я, вместо того чтобы оказать ему (точнее, ей – брюки-то женские!) первую помощь,
вместо этого я позорно убегаю...»
Татьяна вернулась, опустилась на колени и заглянула под
стол.
– Что с вами? – проговорила она при этом охрипшим от
волнения голосом.
Женщина под столом не ответила.
Татьяна пригляделась к ней – и поняла, что ответить она и не
могла по самой уважительной из всех причин, как говорил начальник отдела кадров
Татьяниного НИИ: по причине личной смерти.
На горло женщины была накинута петля, сделанная из
электрического кабеля в белой пластиковой оплетке.
Женщина была жестоко задушена. Ее глаза страшно выпучены,
рот открыт, лицо приобрело отвратительный багрово-синий цвет.
Увидев это ужасное лицо, Татьяна собралась дико заорать.
Но это не получилось из-за неудобного положения: попробуйте
заорать, забравшись под стол и скорчившись там в три погибели. Вместо крика у
вас получится в лучшем случае сдавленный хрип.
Точно так же случилось и с Татьяной. Хрипло вскрикнув, она
попыталась выбраться из-под стола, но вместо этого только больно ударилась
затылком о столешницу.
Боль от удара немного отрезвила ее.
Татьяна пригляделась к убитой.
В первый момент она ее не узнала из-за страшного, распухшего
и посиневшего лица. Только теперь, внимательно приглядевшись к одежде и
прическе, она поняла, что на полу перед ней лежит мертвая Ольга Ястребова.
И тут, к своему стыду, Татьяна почувствовала постыдную,
мелкую, недостойную радость.
Ведь Ольга так часто издевалась над ней, так часто говорила
ей маленькие и большие гадости, пользуясь тем, что Татьяна не могла и не умела
ответить ей тем же...
Татьяна прекрасно понимала свое незавидное положение
уборщицы, никогда не лезла к сотрудникам с пустыми разговорами, не ворчала, что
приходится много убирать, – работа есть работа. Сотрудники относились к
ней неплохо, к празднику никогда не забывали дарить мелкие подарки, характер у
нее был ровный, она умудрялась ладить даже с главбухом Ниной Семеновной.
Впрочем, та, как уже говорилось, пока дело не касалось ее обожаемого сыночка
Антосика, была дамой, приятной во всех отношениях.
Только Ольга Ястребова норовила при встрече сказать
какую-нибудь гадость, указать на плохое качество уборки, что было несомненным
враньем, поскольку Татьяна вылизывала офис, как собственную квартиру. Надзор за
уборщицей вовсе не входил в обязанности Ястребовой, однако ей всегда и до всего
было дело.
И вот теперь Татьяна смотрела на синее лицо и понимала, что
Ольга умерла в страшных мучениях, но в душе ее не было сострадания.
Она все пятилась и пятилась к двери, не в силах отвести глаз
от распухшего лица убитой Ольги. И вдруг дверь отворилась и стукнула ее по
спине. В коридоре стояли Леночка из отдела продаж и этот парень, что
заикается... кажется, Шурик.
– Вы уже убрали? – вежливо спросила Леночка. – Мне
нужно кое-что размножить...
И покраснела, оглянувшись на Шурика.
– Не ходите туда! – непослушными губами выговорила
Татьяна, и тут в глазах у нее потемнело, и пол комнаты вдруг стал стремительно
приближаться. В последнюю минуту Шурик успел подхватить ее неожиданно сильной
рукой. Леночка уже неслась по коридору, призывая помощь.
Надежда Николаевна спала плохо, снились ей заросли фикусов и
монстер, будто бежит она по тропическому лесу, а сзади буквально наступают на
пятки грозные дикари с разрисованными краской физиономиями. Вдруг Надежда проваливается
в глубокую яму, а дикари пляшут наверху и с радостными криками засыпают ее
белым порошком, который отчего-то пахнет ванилью. Порошок добирается все выше и
выше, вот уже Надежда погрузилась по шею, вот забиваются ноздри... Надежда
чихнула и проснулась.
На груди ее лежал кот Бейсик и старательно обметал лицо
хозяйки пушистым хвостом. В носу было щекотно. Надежда еще раз чихнула, да так
громко, что кот недовольно соскочил с кровати и перешел на кресло. Там он долго
умащивался, топтался и умывался, пока Надежда приходила в себя от тяжелого сна.
Из кухни доносился звон посуды, а в комнате отчего-то
зверски пахло ванилью и перцем. Надежда встала, накинула халат и открыла
форточку. Кот недовольно мяукнул – зимой он не любил сквозняков.
– Надя! – в спальню заглянул муж. – Не
разговаривай с Бейсиком, он наказан!
– Да ну? – удивилась Надежда. – Что же он сделал?
Взорвал Смольный или продал врагам чертежи нового ракетного крейсера? Я твердо
знаю, что наказать кота ты можешь только за такие преступления.
