Вернувшись в спальню, он торопливо оделся – удобные джинсы,
водолазка и теплая непромокаемая куртка.
В этой куртке он несколько раз выходил на яхте в Финский
залив, и она отлично выдерживала суровые балтийские ветра. На антресолях он
нашел моток крепкой веревки – принадлежность того же увлечения парусным
спортом.
Затем он снова выглянул в коридор.
Возня за дверью усилилась.
– Бегунов, откройте! – потеряв терпение, рявкнул
кто-то хриплым голосом. – Мы знаем, что вы дома!
– Ага, щас! – буркнул Виктор, показал двери
выразительный кукиш и вышел на лоджию.
Здесь он закрепил морским узлом конец веревки, на другом
конце сделал подвижную петлю, открыл секцию остекления и, пропустив плечо в
веревочную петлю, выбрался наружу.
На его счастье, лоджия выходила на заднюю сторону дома, и ни
от подъезда, ни с лестничной площадки видеть его не могли.
Виктор увлекался парусным спортом, но не альпинизмом.
Оказавшись на большой высоте, вися как муха над пропастью на паутинке, он
испытал короткий приступ животного ужаса. Веревка казалась такой тонкой, такой
ненадежной, а земля темнела внизу на такой ужасной глубине, что у него
перехватило дыхание.
Он взял себя в руки, напомнил себе, что веревка на яхте
выдерживала и не такие нагрузки, и, стараясь не смотреть вниз, начал медленно
опускаться, вытравливая свободный конец страховки. Через несколько мучительно
долгих минут (по крайней мере так ему показалось) он поравнялся с лоджией ниже
этажом. К несчастью, с его стороны все створки были наглухо закрыты. Конечно,
можно было разбить стекло, но это могло привлечь внимание милиции…
Виктор перевел дыхание и продолжил спуск.
Прошла еще одна вечность – или еще одна минута, если верить
точным швейцарским часам, – и он спустился еще на один этаж. К счастью,
здесь одна из створок была приоткрыта.
Виктор раскрыл ее шире и протиснулся внутрь лоджии.
На этой лоджии царил совершенно немыслимый беспорядок.
Посредине стояла жуткая фанерная тумбочка, вроде тех, которые украшали спальни
в пионерлагере советских времен. На ней громоздился гипсовый бюст великого
садовода-селекционера Мичурина. На гипсовую голову садовода кто-то напялил
потертую пеструю тюбетейку. Рядом с тумбочкой лежало большое оцинкованное
корыто, до краев наполненное старыми журналами, среди которых явно лидировал
неформатный «Блокнот агитатора».
Виктор невольно вспомнил, что в былые времена, когда
туалетной бумаги было днем с огнем не сыскать, именно этот журнал с успехом
заменял ее благодаря своему удобному формату.
Кроме перечисленных сокровищ, на лоджии имелись несколько
пар лыж (одни из них ломаные), детский велосипед «Орленок» без одной педали,
десяток фанерных ящиков из-под почтовых посылок, пара ломаных стульев, погнутый
торшер с плафоном в виде совы и масса других никому не нужных предметов.
Видимо, жители этой квартиры, вроде гоголевского Плюшкина,
не могли выкинуть ни одной самой бесполезной вещи. Виктор сталкивался с такими
людьми, которые весь ненужный хлам свозили на дачу, превращая ее в филиал
городской свалки. У здешних же жильцов эту роль играла лоджия.
Протиснувшись между завалами барахла, Виктор выбрался с
лоджии и вошел в комнату.
Здесь был не такой беспорядок, как на лоджии, но и эта
комната нуждалась в уборке. На полу валялись рваные газеты и грязные носки, на
столе стояла тарелка с недоеденной лапшой. В глубоком кресле, над обивкой
которого явно потрудились когтистые лапы кота, сидела древняя старуха в круглых
очках с толстыми стеклами. Перед ней на низенькой пионерской тумбочке
(точь-в-точь такой же, как сосланная на лоджию) стоял включенный телевизор, на
экране которого беспорядочно мелькали цветные полосы.
Виктор попытался прокрасться мимо старухи, но она насторожилась,
поправила очки и взглянула в его сторону.
– Здрасте! – проговорил Бегунов, широко
улыбнувшись. – Я тут пройду, если вы не возражаете. Я ваш сосед сверху, у
меня замок заклинило…
– Что ты тут делаешь, Валентина? – проскрипела старуха. –
Я же тебе велела принести мне плед! И потом, ты мне можешь сказать, что это они
говорят по телевизору? Я ни слова не понимаю! Это что, какая-то иностранная
программа?
Виктор растерянно моргнул, прошел мимо старухи и вышел в
коридор.
Там, к счастью, никого не было. Только из кухни доносились
звуки льющейся воды и голос Филиппа Киркорова – работало включенное на полную
громкость радио.
– Валентина! – донеслось сзади. – Не надо
пледа, лучше принеси мне зеленый чай! И когда я, наконец, буду обедать?
Замок на входной двери открылся легко. Виктор вышел на
лестничную площадку и прислушался.
Сверху доносились раздраженные голоса – это милиция решала,
ломать дверь его квартиры или пока воздержаться.
Прежде чем спуститься на первый этаж, Виктор выглянул в окно.
Перед подъездом стояла машина с синей милицейской мигалкой,
возле нее курили двое парней безусловно милицейской наружности. Чуть в стороне
припарковался мебельный фургон, в который грузчики носили подержанную мебель –
кто-то из жильцов то ли переезжал на другую квартиру, то ли менял обстановку.
Оценив ситуацию, Виктор спустился по лестнице.
Холл первого этажа был наполовину заставлен мебелью, входная
дверь широко распахнута. Грузчики по очереди заходили по одному и по двое,
подхватывали вещи и тащили их в фургон. Дождавшись паузы, Виктор вскинул на
плечи громоздкое кожаное кресло, нахлобучил его, как огромный защитный шлем, и
вышел на улицу.
Курившие возле своей машины милиционеры проводили его
равнодушными взглядами.
– Ты не прав, Костя! – продолжил один из них
разговор. – Виталик – форменный козел, но Серега еще козлистее!
Виктор поправил тяжелое кресло и направился к фургону.
Прямо перед его глазами на кожаной обивке было нацарапано
непечатное слово.
Сбросив кресло на землю возле фургона, он опасливо покосился
на милиционеров. Теперь один из них разговаривал по мобильному телефону,
второй, запрокинув голову, смотрел куда-то вверх.
Виктор хотел уже отправиться восвояси, как вдруг его кто-то
хлопнул по спине. Обернувшись, он увидел здоровенного мужика в рабочем
комбинезоне.
– Ты чего ворон считаешь? Помогай Серому! Полезай в
фургон, будешь оттуда мебель принимать!
Бегунов не посмел возразить – он побоялся привлечь внимание
милиции. Поэтому он послушно запрыгнул внутрь фургона и стал помогать
копошившемуся там худощавому жилистому мужичку лет шестидесяти принимать и
расставлять внутри кузова приносимую грузчиками мебель. Через несколько минут
погрузка закончилась, грузчики запрыгнули в фургон, закрыли за собой створки,
расселись по креслам и диванам, и грузовик тронулся.
