«Плохо, – испугался Шариф, – с больным плечом я уж точно не смогу нокаутировать его». Но в этот момент он обратил внимание, что нигериец держится за свой правый бицепс, пытаясь пошевелить всей рукой. Кажется, ему это удавалось с трудом. «А не уловка ли это?» – подумал юноша. Но, судя по выражению лица противника, ему было не до уловок. Нигериец сморщился, оскалив свои белые зубы, и бешено вращал глазами. Кажется, ему все это уже не нравилось.
Этот маленький успех вдохнул в Шарифа новые силы. Он бросился на нигерийца и тут же затормозил в метре от него. Противник, не ожидавший такой бурной атаки, попытался провести удар правой, но, вспомнив, что она плохо слушается, сделал крюк в голову Шарифа – левой. Эта заминка очень помогла. Шариф, увернувшись, перенес центр тяжести на левую ногу и врезал со всей оставшейся в нем силой пяткой в левое колено противника, но не стал добивать, опасаясь ответного удара. Он оттолкнулся ногой и, сделав назад кувырок через плечо, оказался на безопасном от него расстоянии. Через секунду он снова стоял на ногах, готовый к любым неожиданностям.
Нигериец оступился и, схватившись одной рукой за поврежденное колено, зарычал. Глаза его налились кровью, с губ капала пена вперемешку с кровью. «Значит, я ему все-таки губу разбил, – решил Шариф, – тяжело дыша от сильного напряжения и усталости. – Ну, теперь держись, буйвол». Юноша рванулся вперед и влево от нигерийца, рассчитывая, что с поврежденным левым коленом поворот в эту сторону противнику удастся с трудом. Так и случилось. Нигериец с рычанием попытался развернуться к Шарифу лицом, но не успел. В два прыжка юноша оказался за его спиной и ударил пяткой под сгиб уже поврежденного колена. Страшный крик боли огласил площадку. Соперник рухнул на одно колено, а затем и на четвереньки.
Шариф помнил правила и не собирался церемониться. Жизнь за жизнь – серьезная ставка в игре. Более того, он понимал, что, победив, но не убив своего соперника, он оставляет у себя за спиной смертельную угрозу в виде покалеченного нигерийца, который впоследствии отомстит ему, даже если его хозяин признает победу Шарифа и велит оставить его в покое. Нужно было доводить дело до конца. Шарифу было не страшно убивать. Имея два убийства за плечами, он как-нибудь переживет и это, решил Шариф. Сейчас юноша был слишком озлоблен, чтобы терзаться угрызением совести. Он был разъярен настолько, что мог бы разорвать этого бугая на части как куриную тушку без всякого сожаления.
Воспользовавшись тем, что нигериец стоял на четвереньках, Шариф подскочил к нему сзади и нанес сильный удар ногой прямо в промежность. Он даже почувствовал, как под его ногой что-то хрустнуло. Нигериец не заорал, он взвыл каким-то нечеловеческим фальцетом и завалился на бок, скрючившись в позе эмбриона. Шариф с наслаждением представил, какую боль сейчас испытывает его противник. Получил, вонючий ублюдок! Это твои последние секунды, и ты проведешь их в нечеловеческих муках. С этими злорадными мыслями Шариф прыгнул нигерийцу на спину, схватил его голову двумя руками и, рванув ее в сторону и на себя, сломал своему противнику шейные позвонки. Тот дернулся всем телом с каким-то всхлипом и обмяк под Шарифом.
На площадке воцарилась гробовая тишина, но через секунду ее разорвал гром аплодисментов и торжествующих воплей. Шариф сидел на трупе своего противника и тяжело дышал. Его грудь болела, как будто он пробежал десять километров по знойной пустыне, в горле першило, а все тело болело. Шариф боялся подняться на ноги – могла закружиться голова, и он упал бы в обморок. Пока до конца не ясна ситуация и его дальнейшая судьба, лучше быть в сознании, решил Шариф.
Ликующие вопли в заключенных ясно давали понять хозяину поверженного нигерийца, на чьей стороне общественное мнение. Но много ли оно здесь значит? Шариф понимал, что он сейчас в такой же смертельной опасности, как и до начала поединка. Главарю достаточно сделать одно движение головой, и от юноши останется только кровавая туша. Очень сомнительно, что заключенные поднимут бунт даже из-за такой вопиющей несправедливости, как нарушение первоначального договора.
Главарь некоторое время сидел молча. Его взгляд скользил по рядам заключенных и Шарифу, все еще сидевшему на трупе поверженного противника. Казалось, он напряженно размышляет о возможных и приемлемых вариантах своей реакции на произошедшее. Он мог сдержать слово и пощадить Шарифа, а мог и не сдержать и покарать шустрого нарушителя местных порядков. И в том и в другом случае ему вряд ли что грозило. Наконец он принял решение.
Главарь медленно и лениво поднялся со своего стула. Его лицо скривилось в ухмылке, что могло означать как высшую степень одобрения победой юноши, так и наоборот. Подойдя вплотную к Шарифу, главарь остановился. Юноша с трудом поднялся на ноги и посмотрел главарю прямо в глаза. Он отметил, что тот свои глаза отвел очень быстро, и это Шарифу не понравилось. Однако главарь протянул руку и похлопал юношу по плечу, проворчав что-то на местном диалекте. Затем он повернулся к трупу своего телохранителя и пнул его ногой. Аудитория взорвалась бурным восторгом. Главарь отвернулся и пошел с площадки, величественно воздев к небу обе руки. Заключенные стали что-то скандировать, приветствуя великодушие местного царька.
Шариф стоял, пошатываясь. Чья-то рука обняла его за талию. Он обернулся и увидел бледное, но радостное лицо Магибы.
– Ты великий воин, Шариф! – зашептал эфиоп. – Я горжусь, что я твой друг. Пойдем, тебе нужно отдохнуть, а я буду охранять твой сон.
– Теперь мне ничто не угрожает, Магиба, – устало ответил Шариф.
– Теперь ты в гораздо большей опасности, чем раньше, Шариф, – возразил друг.
Глава 8
Мысль о побеге завладела Шарифом целиком. В последние дни он ни о чем другом думать не мог. Но от всех придуманных им вариантов побега пришлось отказаться, как от неприемлемых или нереальных. Магиба решил бежать вместе с Шарифом. Молодой эфиоп восхищался своим другом, он верил в него и полагался на него как на всемогущего. Еще бы, победить такого громилу!
Подходящий случай представился, как это часто и бывает в жизни, неожиданно. Кто-то из охраны доложил начальнику тюрьмы о состоявшемся поединке между заключенными. Тот заинтересовался тем, что молодой сомалиец, не выделявшийся какими-то особыми физическими данными, смог победить огромного нигерийца. Победить только за счет своей ловкости, хорошей реакции и точного расчета. И вот как-то вечером после работы Шарифа повели в помещение администрации. Начальник тюрьмы лично предложил Шарифу заключить сделку: заключенного не будут больше привлекать к работам, его будут хорошо кормить, но за это тот должен будет выступать в поединках, которые он, начальник тюрьмы, собирается проводить у себя дома для развлечения своих друзей.
Шариф, все мысли которого были лишь о побеге, сразу решил, что это реальный шанс оказаться на свободе. Убежать от охраны вне территории тюрьмы наверняка легче. Жизнь уже научила юношу быть хитрым. Более того, он стал понимать, насколько доверчив был к людям. Он прекрасно понимал, что в этих поединках ему долго не выдержать, потому что рано или поздно против него выставят такого бойца, которого ему не одолеть. Шариф не владел никакими видами единоборств, он просто умел драться, драться по-уличному. Он убил своего противника в тюремном поединке, свернув тому шею. Проделал он это первый раз в жизни. Никто Шарифа такому приему раньше не обучал. Ему приходилось сворачивать шею курице, но не человеку. Он смотрел по телевизору боевики в доме Александра Кузьмича и тогда просто запомнил это движение, которым на экране крутые герои лишали жизни своих врагов. В поединке с нигерийцем этот прием у него получился, но где гарантия, что в последующих поединках против него не выставят бойцов, которые владеют различными видами единоборств или просто опытнее его? Начальник тюрьмы сказал, что поединки будут проводиться не до смертельного исхода, но калекой остаться можно запросто. Для Шарифа здесь, в чужой стране, это было бы равносильно смерти. Вряд ли кто-нибудь станет потом помогать ему.
