Шариф быстрым шагом вышел из кафе. Перед глазами его все двоилось, а в горле стоял комок горечи и обиды. Такая красивая и такая жестокая… «Мерседес» взревел мотором и, рванувшись с места, понесся в сторону побережья. С удивлением Шариф обнаружил, что по его щеке пробежала слезинка.
Страдать и ломать в отчаянии руки было не в характере Шарифа. Даже в такие минуты организм требовал движения, будто сопротивляясь унынию и разъедающей душу горечи. Некоторое время после возвращения из города и встречи с Пьетрой он лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку. Но кипевшая в душе буря подняла его на ноги. Шариф спустился в подвал и несколько часов изнурял себя на тренажерах, затем несколько раз пересек свой небольшой бассейн энергичным брассом. Вконец усталый и мокрый, он плюхнулся в кресло и стал думать. Пришли ясность мысли и трезвость суждений.
Пьетра, в общем-то, в чем-то была права, думал Шариф. Он окружил себя роскошью, стал ощущать в себе что-то величественное. Стал воспринимать как должное восхваления и лесть в свой адрес, ему это даже нравилось. Нравилось чувствовать себя героем, нужным и любимым окружающими его людьми. Собственно идеи, которые толкнули его к занятию пиратством, постепенно стали отходить на второй план, заполняя передний план собственной значимостью и величием.
Что же мне делать? Может быть, я и есть разодетая самодовольная обезьяна. Или я просто бестолковый мечтатель, приносящий пользу лишь в своих фантазиях? Но ведь это не так. Все мои люди и их семьи сыты, обуты, одеты. В тех деревнях, откуда родом мои помощники, – мир и благополучие. Но смог ли я достичь чего-то для своей страны? А смогу ли я дать что-то стране – или только своим деревням? Это что же, думал Шариф, Пьетра толкает меня на организацию оппозиции существующему правительству, свержение чужой власти и установление моей? Хотя нет, она об этом как раз и не говорила. Она намекала на то, что, заработав деньги беззаконным путем, я должен теперь заниматься мирным и законным делом. Но тогда я должен бросить пиратство, и к моим берегам снова пойдут чужие суда, чтобы ловить нашу рыбу. Я буду сидеть в городе в офисе, а мимо моих берегов будут плавать суда сытых европейцев и американцев. Нет, Пьетра, не смогу я сидеть в мирном офисе. Я должен брать дань с тех, кто сыт и богат, и отдавать это беднякам. Те, кто не хочет видеть нищеты Африки и помочь ей, должны за это платить. Международные организации думают, что они делают достаточно, что привозят нам немного продуктов, которые здесь же и разворовывают. Если они так думают, то я думаю по-другому. И действовать я буду по-другому. Так, как считаю нужным.
На следующее утро к дому Шарифа подъехал пыльный и разбитый пикап, груженный какими-то пустыми ящиками. Совсем юный шофер, размазывая пот по пыльному лицу, держал в руках большой пакет. Когда Шариф спустился в холл, мальчик передал ему пакет и добавил:
– Это просили передать, чтобы вы обязательно прочитали.
Получив щедрые чаевые, паренек убежал к своей машине, и его разбитый пикап вскоре скрылся за холмами. Шариф распечатал пакет и уставился на его содержимое. Это была пачка бумаг с напечатанным на русском языке текстом. На титульном листе крупными буквами виднелась надпись: «Рафаэль Сабатини. Одиссея капитана Блада». Ниже размашистым, но аккуратным почерком было приписано: «Шариф, прости меня, если можешь. Постарайся понять и поверить, что я смеялась, не думая тебя обидеть, а от горького сходства с тем, о чем ты здесь прочтешь. Я была неправа и признаю это. Наверное, я в самом деле не имела права даже намека делать на упрек, я – которая не испытала на себе, что такое голод и нищета».
Шариф вернулся к себе в кабинет, швырнул в угол полотенце и забрался с ногами в большое, стилизованное под старину кресло. Он включил торшер и стал читать. Он даже представить себе не мог, как Пьетра смогла раздобыть через Интернет русский вариант этой книги. Но на самом деле все было гораздо сложнее. Созвонившись со своей подругой Анной Паголетти, Пьетра попросила найти у букинистов или в библиотеке эту книгу на русском языке. Анна нашла, отсканировала все страницы текста вместе с иллюстрациями и переправила Пьетре по электронной почте. И только спустя два дня журналистка, распечатав текст на принтере, отправила Шарифу книгу с посыльным.
Читая захватывающий сюжет, Шариф все больше и больше находил сходства в своем образе мыслей с героем книги. По своей юношеской наивности он полагал, что главное – несчастная любовь, а не трагизм ситуации, в результате которой любовь стала несчастной. Когда же он дошел до того места в тексте, где Арабелла Бишоп назвала Блада вором и пиратом, на глаза юноши навернулись слезы.
Будучи талантливой журналисткой, Пьетра все же не имела достаточного жизненного опыта. Реакция Шарифа оказалась совершенно противоположной той, которой она ожидала. Юноша стал даже находить в себе портретное сходство с героем, которого писатель описывал как очень смуглого. Иногда его из-за этой природной смуглости и южного загара обзывали даже «черномазым мошенником». Прочитав книгу, Шариф стал грезить новой встречей с Пьетрой. Намек на героиню книги он воспринял как надежду на чувства девушки к нему, и это затмило все остальные мысли.
Пьетра приехала сама и без предупреждения. Шариф сидел дома, забросив все свои дела, и пребывал в мечтах. Даже неожиданное появление журналистки он воспринял как часть своей мечты, которую путал с реальностью. Сейчас в его голове было только одно: романтический герой – он – ждет встречи с прекрасной возлюбленной.
С виноватым видом Пьетра бросилась к Шарифу.
– Ты простил меня, Шариф? – взмолилась девушка. – Ты понял, что все это было глупым совпадением? Я очень хорошо к тебе отношусь и совсем не презираю тебя.
– Я знаю это, Пьетра, – ответил Шариф и осмелился поднести руку и прикоснуться к волосам девушки. – Мне всегда хотелось узнать, какие они на ощупь.
Пьетра смутилась и опустила глаза.
– Я очень виновата перед тобой, Шариф, – снова заговорила она, – ты столько пережил в свои годы. Никто не смеет упрекать тебя, а уж тем более я.
– Забудем об этом, – ответил Шариф, которого очень волновало то, что Пьетра стоит так близко от него. Ему страшно хотелось не только прикоснуться рукой к ее волосам, но понюхать их, зарыться в них лицом. Они, наверно, пахнут солнцем и морем.
– Нет, правда, – оживилась девушка, почувствовав первый успех. – Я всего лишь хотела сказать, что, возможно, не стоит всю жизнь посвящать пиратству. Ведь и капитан Блад в конце концов бросил это занятие, когда представился случай.
– Пьетра, – примирительно ответил Шариф, – не начинай снова этот разговор. Капитану Бладу подарили пост губернатора. Если бы мне подарили такой пост, то я тоже бросил бы свое грязное, как ты считаешь, занятие. Тогда бы я смог сделать больше, чем делаю сейчас.
– Но ведь есть и другие способы, – обрадовалась Пьетра, постаравшись пропустить мимо ушей выражение «грязное занятие». – Зачем ждать таких подарков, когда есть и другие пути достичь того же самого?
– Ты так ничего и не поняла, – сокрушенно заметил Шариф и опустил голову, – ты забыла, какие цели я перед собой поставил. Ни один губернатор не сможет делать того, что я сейчас делаю. Почему все женщины такие упрямые и глупые?
