* * *
Рустам более или менее успокоился только к утру – через несколько часов после встречи с Петей. И тогда же он решил, что самое разумное в его положении – связаться со своими посредниками и сообщить, что его заказ перехватили.
А потом… Рустам знал, что ему делать потом. Вернее, что делать Пете – Пете придется платить неустойку. Но ведь этот самый Петя Злой утверждает, что Щукина завалил Рустам…
Какой Рустам?
Конечно, тот самый, которому Щукина и заказывали. Кому и за что в таком случае платить неустойку?
Рустам поднял голову и оглядел внутренности ночного кафе, в котором закончилась его бездумная долгая прогулка, огляделся едва ли понимая, как он здесь оказался. Он посмотрел на пустой стол перед собой и снова поднял глаза вверх, на тусклый, словно грязный, свет дешевых желтых плафонов.
Истомившийся в ожидании официант тут же поспешил к нему.
– Водки, – заказал Рустам. – Сто… Двести граммов, – поколебавшись, исправился он.
Рустам давно не пил водки более ста граммов за раз. Но теперь…
– Графинчик? – предложил официант.
– Стакан, – сказал Рустам. – Нет, два.
– Два? – удивился официант и, когда Рустам никак на его удивление не отреагировал, спросил – Закусывать чем будем?
– Хлебом, – негромко выговорил Рустам, потирая подбородок, – черным. Черный есть?
– Есть, – ответил официант и направился выполнять заказ странного посетителя.
«Щукин мертв, – в который уже раз за последние несколько часов подумал Рустам. – Не знаю, что мне теперь делать: радоваться, что он умер не от моей руки, или горевать, что он мертв? У меня ум за разум заходит… Что все-таки произошло? Неужели я его завалил, а потом моя память услужливо стерла все воспоминания, что мучили бы меня? Как тогда – в Казахстане – очень давно… Или нет? Или все было не так? Ладно. В любом случае нужно позвонить посредникам…»
Рустам вытащил из кармана сотовый телефон и огляделся. К нему неторопливо ковылял официант, неся на подносе два стакана водки и тарелочку с нарезанным белым хлебом.
Рустам положил телефон на стол.
– Черного не было, – проговорил официант, приблизившись. – Уж извините…
Рустам кивнул ему, давая понять, что считает инцидент исчерпанным. Так как официант, составив принесенное с подноса на стол, не уходил, он достал из кармана первую попавшуюся купюру и сунул ее на поднос. Судя по изумленному лицу официанта, купюра было достаточно крупной.
– Сейчас сдачу принесу, – пробормотал он, отходя.
– Не трудись, – негромко сказал Рустам.
Официант запнулся, обернулся, посмотрел Рустаму в спину и скрылся в подсобном помещении.
Рустам помедлил, глядя на стаканы с водкой. Потом медленно поднял один, выпил до дна и, закрыв глаза, поднес к лицу кусочек хлеба. Замерев на несколько секунд, он пошевелился, словно оттаял, и аккуратно положил хлеб, которым занюхивал водку, на второй стакан – полный.
Только после этого он взял со стола телефон, набрал нужный ему номер, сказал несколько бессмысленных фраз, необходимых в качестве пароля, выслушал в ответ отзыв и сообщил в замолчавшую трубку:
– Щукин угорел.
Ему ответили что-то. Рустам поморщился и продолжал:
– Только не я его сделал. Кто-то другой. Заказчик говорит, что моих рук дело. Я тут ни при чем.
Сказав это, Рустам надолго замолчал, слушая. Когда говоривший умолк, Рустам кивнул ему – невидимому – головой и произнес:
– Неустойку бы надо… Сам похлопочу. Да, знаю… Но ведь этот мудак-заказчик и мне на хвост наступил. Как пощечину отвесил. Нет, это мое дело, и я сам с ним справлюсь… Что? Ну, ладно. Тогда вы договоритесь, а на «стрелку» я сам приду. Все.
Он отключил телефон. Потом долго смотрел на стакан, накрытый кусочком хлеба, словно колеблясь. Затем тряхнул головой и крикнул:
– Эй! Кто там есть? Еще сто граммов!
Несколько мыслей пробежали у него в голове, пока он ждал заказанной водки.
«Неустойку заломлю такую, что тот мудак взвоет, – думал Рустам. – А если платить откажется, то у нас разговор короткий. И все по правилам будет, все по понятиям. Если Щукина уже не вернуть, то и того урода-заказчика – тоже зароют. Вот так».
– И все-таки, – проговорил он вслух, уже слыша приближающиеся шаги официанта, – кажется мне, что это дело – мое последнее. Не знаю почему. Если бы кто спросил: почему? – ничего не смог бы ответить.
* * *
Щукину едва хватило сил, чтобы добраться до своего домика. Он отпер дверь, содрал с себя грязную вонючую одежду и рухнул на постель. Уснул он, как только его голова соприкоснулась с жесткой подушкой. Спал Николай, впрочем, не так долго, всего несколько часов – к вечеру он уже был на ногах. И картина происходящего – такая тяжелая и беспросветная – уже, кажется, начала проясняться в его голове.
«Итак, – думал он, – что мы имеем? Выходит, завалить меня – идея вовсе не Пети Злого и не Филина. Скорее всего было так: Седой, почувствовав скорую свою кончину, сделал на сходняке заявление – передать всю свою власть мне. То есть нет, нет!.. Никакого заявления он не делал! Может быть, допускал такую мысль или даже высказывал ее вслух, но идея передать власть Седого в мои руки родилась в головах коронованных воров, которым я стал поперек горла в самом, так сказать, разгаре своей карьеры. Это „заявление“ для правдоподобности было передано Пете и его браткам. А Петя начал собственную игру – нанял киллера. И мое счастье, что обратился он именно к Рустаму, а не к кому-нибудь другому. Так я выяснил первоначальное расположение сил. А потом мне стало известно, что власть Седого-покойника – просто-напросто ловушка для меня. Как только бы я клюнул на эту туфту и прикатил открыто в город, я точно получил бы пулю. В том случае, конечно, если бы Петя до меня раньше не добрался. Но случилось не так. И Петя остался с большим носом, и сходняк. Студент… Какой смысл ему врать мне? Я так и рассчитал, что единственный, кто может сказать мне правду, – это Студент. Только ему нечего от меня скрывать. У него своя игра была. И ведь я сразу почувствовал, что от этого решения сходняка – передать мне корону Седого – тухлятинкой несет. Ну, не может такого быть, чтобы на хлебное место посадить черт знает кого. А последняя воля уважаемого блатного воспринимается как закон, только если всем выгодна. В моем же случае… И теперь неважно, кто помог Седому отправиться на тот свет – Петя или кто-то из воровского сходняка, – важно, что Седой мертв. Не нужен стал вор старой формации, со старыми понятиями. И меня завалить хотели».
Щукин почувствовал, как на дне его опустошенной души закипает гнев. Он вскочил с кровати и сжал руками гудящую голову.
– Хрена лысого, – вслух сказал он. – Не будет этого. Седого сумели травануть, а меня – не получится.
Проговорив это, он, однако, надолго замолчал.
