– Знаю я ваши бабки, – отозвался Студент, – я же вас отлично знаю. Как только технология этого дерьма наладится, от меня одно воспоминание останется. Если есть возможность деньги не платить, вы их никогда не заплатите…
– Боишься меня, значит? – коротко хохотнул Петрович. – Одного сюда вызвал. На работу ко мне идти не хочешь… Соглашайся, Студент, а то хуже будет.
Студент усмехнулся.
– Смеешься?! – повысил голос Петрович. – Да ты пойми, такой шанс тебе раз в жизни выпал! Ведь на тебе уже можно крест ставить! Ты же ни на что больше не способен, кроме как на то, чтобы с братвой дружить! Ты и срок отмотал, и изо всех больниц тебя повыгоняли. Ты думаешь, тебе власти дадут заниматься медициной? Хрена лысого!! – Петрович уже кричал. – У тебя, Студент, одна дорога – к нам! Ты понял?!
Студент не произнес в ответ ни слова.
– Ты же за две недели так обогатишься, что на Канары сможешь переехать!! – продолжал орать Петрович. – Или купить себе этот сраный город!
– Я не хочу, – негромко проговорил Студент.
– Что?
– Покупать этот город, – пояснил Студент, – он мне не нравится.
Петрович немного помолчал.
– Псих, – проговорил он наконец, – псих ты, и все. Эти, как их… памятники лепишь… Как их… скульптуры. Уже тысячу их сделал, а они все одинаковые. Псих ты, понял?! И телка эта твоя! Жена журналиста, которого поластали!! Думаешь, никто не знает, что ты хочешь с ней сделать? Ты псих!
– Заткнись, – сказал Студент, и в его голосе прозвучало столько силы, что Петрович неожиданно замолчал.
– Ладно, – снова заговорил Петрович, – это все меня не волнует, телка твоя и скульптуры твои… Если не хочешь на нас работать, тогда отдай нам ту записку. В смысле – продай.
– Нет, – коротко сказал Студент.
Петрович опешил.
– Почему? – спросил он.
Студент молчал.
– Я тебе такую кучу бабок за записку отвалю, что ты завтра в Штаты свалишь и будешь там, как король, жить, – заговорил Петрович. – Ты прямо, в натуре, как ненормальный… От счастья своего отказываешься.
– Из города меня не выпустят, – проговорил Студент, и Щукину показалось, что разговаривает он с самим собой, а не с Петровичем, – мною теперь ФСБ заинтересовалась… И следят за мной – выслеживают. Я чувствую.
– Продай бумажку, – предложил Петрович, – и я тебя из города вывезу.
– Нет, – сказал Студент, – как только я тебе бумажку продам, ты меня сразу же убьешь. У тебя же нет гарантии, что я копии с записки не снял.
Петрович проворчал что-то невнятное. Потом прокашлялся и чиркнул зажигалкой. В яму долетел ароматный дымок дорогих сигарет.
Григорий шумно сглотнул слюну.
– Тихо ты! – шепнул ему Щукин.
– А вот если… – начал было Петрович, но был тут же прерван Студентом:
– Подожди!
– Что такое?
– Я слышал, кто-то разговаривает, – растягивая слова, произнес Студент.
– Да? – удивился Петрович. – А я ничего не слышал. Тихо все.
Григорий замер. У Щукина даже прекратилась дрожь – на секунду он и забыл, что сильно замерз.
– Ты не выполнил условия, Петрович, – медленно проговорил Студент. – Я же поставил условие – чтобы ты один приехал.
– Я и приехал один, – сказал Петрович, как показалось Щукину, не очень уверенно.
– Помолчи, – тихо попросил его Студент.
Довольно долго стояла полная тишина. Было слышно, как где-то далеко-далеко, может быть, у моря, прокричала ночная птица.
– Ну что? – раздался наконец насмешливый голос Петровича. – Услышал что-нибудь?
Студент ничего не ответил.
– Послышалось тебе, – констатировал Петрович, – спокойнее надо быть.
– Послышалось, – повторил Студент.
И хотя в его голосе совсем не чувствовалось уверенности в том, что он сказал, Щукин едва смог удержаться от вздоха облегчения. Повернулся к Григорию – тот радостно и глупо улыбнулся, как бы говоря: «Вот видишь, а ты боялся»!
– Что-то я не пойму, – снова раздался голос Петровича, – если ты и работать на меня не хочешь, и записку журналиста мне не хочешь продать, зачем в таком случае назначил мне встречу?
– А ты не догадываешься? – спросил Студент.
– Гы, – отреагировал Петрович, – я догадываюсь, что боишься меня. Что – не так?
Студент молчал.
– То-то ты все по сторонам оглядываешься, – продолжал Петрович, – и от каждого шороха вздрагиваешь. Хочешь знать, не привез ли я с собой своих людей?
Студент молчал.
– А зачем они мне? – хохотнул Петрович. – Я тебя и сам задушу… Давай, говори, где записка находится…
«Сейчас Петрович держит себя уже не так, как в самом начале встречи, – подумал вдруг Щукин. – Теперь, когда он убедился, что Студент не собирается с ним сотрудничать, Петрович открыто вызывает его… не могу пока понять, на что вызывает его Петрович. Он так и не получил ответа на свой вопрос – зачем же Студент назначил ему встречу? А я, кажется, начал догадываться…»
– Скажешь или нет? – продолжал разоряться Петрович. – Здесь никого нет, я тебя сейчас скручу и до утра пластать буду, покуда не скажешь… А утром, если ты живой, конечно, останешься… Эй! – голос Петровича вдруг сорвался на крик. – Ты чего!! Ты чего?! Студент, я пошутил! Шуток, что ли, не… Убери ствол, говорю!
И Щукин невольно вздрогнул, когда в темное небо взвился пронзительный вопль Петровича:
– Братва! Убивают!!
* * *
Ночной воздух почти сразу же наполнился выстрелами и криками.
– Братки, – ошарашенно прошептал Григорий, – Васек и Лысый… Я их по голосам узнал. Откуда они, интересно, взялись? Они, наверное, в машине приехали – с Петровичем, – предположил он. – Ну, точно – Петрович же не такой дурак, чтобы на встречу со Студентом одному ехать. Они следом за Петровичем из машины вышли и незаметно к вершине горы подкрались… А то, что Петрович тут плел, будто Студента не боится, так это он врал. Петрович всех боится – потому и отмороженный такой…
«Что ж, неплохой психологический анализ, – неожиданно спокойно подумал Щукин. – И предположение Григория довольно правдоподобно. Не могли же братки находиться тут еще до того, как приехал Петрович. Они бы услышали, конечно, как мы здесь с Григорием кувыркались… А впрочем, неважно, как эти бандиты – Васек и Лысый – сюда попали. Важно то, что теперь происходит на поверхности горы. Вот посмотреть бы. А ну как пристрелят сейчас Студента? И единственная ниточка, ведущая меня к разгадке того странного положения, в которое я попал, оборвется».
– Вон он! Вон он! – прорвался сквозь шквал грохочущих выстрелов голос Петровича, – Стреляй, а то уйдет!! А ну, дай я сам!
