– Ну и что? – мрачно осведомился Николай.
– Давай пока вылезем, погреемся немного, – предложил Григорий, – а то я весь промок. А в четыре часа снова залезем.
«Так вот в чем причина его веселья! – подумал Щукин. – Он не понял еще, что мы тут надолго застряли».
– Милый Григорий, – сдавленно проговорил Николай, – как ты собираешься выбираться отсюда?
– А что? – насторожился Григорий.
Он поднялся на ноги и, вытянув руки, пошлепал ладонями по земляным стенам.
– Ой, – испуганно проговорил он, – ничего себе… И высоко тут?
– Не знаю, – ответил Щукин, – темно очень. Видно плохо. А когда падал, я не успел определить.
– Я тоже, – растерянно ответил Григорий. – А примерно?
– Метра четыре.
– Сколько?!
– Четыре метра, – повторил Щукин, – если не больше.
Григорий тяжело вздохнул и замолчал.
– Да… – проговорил он наконец, – вот уж попали так попали…
Щукин ничего не ответил. Он был занят тем, что, опершись о стену ямы, стоял на одной ноге и пытался вытряхнуть из ботинка попавшую туда воду и грязь.
Рука вдруг соскользнула – и он лицом вниз полетел в лужу.
– Ну хоть покурить теперь можно? – снова горько вздохнув, спросил Григорий.
– Теперь – можно, – ответил Щукин, сплевывая вонючую жижу изо рта.
Он сунул руку в карман и вытащил оттуда расползшуюся пачку. Открыл ее и вылил оттуда воду с остро пахнущим серовато-коричневым месивом, которое раньше называлось сигаретами.
– Сейчас сразу две выкурю, – мечтал Григорий, – или три.
Щукин попытался припомнить, нет ли у него в кармане какого-нибудь окурка. Нет вроде…
– Ну, давай мне сигарету! – толкнул его локтем Григорий. – Скорее!
– На! – Щукин шлепнул в его протянутую ладонь то, что осталось от сигаретной пачки.
* * *
– Тише! – вдруг шепнул ему на ухо Григорий. – Кажется, кто-то… Слышишь?
Щукин вот уже полчаса не слышал ничего, кроме лязганья собственных зубов и зубов Григория. Ночь выдалась на редкость холодной, и грязная вода на дне ямы обволакивала ноги, словно куча больших змей. Крепко сжав окаменевшие от холода челюсти, Щукин прислушался.
– Да, – тихо ответил он Григорию, – чьи-то шаги…
Тот закивал головой.
– Что я говорил? Я же говорил, что они появятся не раньше чем в четыре.
Знаком Щукин велел ему замолчать.
– Ладно… – шепнул еще Григорий.
Человек, находящийся на вершине Алтынной горы, остановился – шаги прекратились.
«Это скорее всего Студент, – подумал Щукин, – пешком пришел. Он что – из самого города шел пешком? Петрович – тот на машине бы подъехал. А звука автомобильного двигателя вроде не было…»
Где-то вдали загудела машина. Звук приближался довольно быстро.
«А вот и второй участник сегодняшней встречи, – проговорил Щукин про себя. – Петрович, судя по всему. Через несколько минут начнется…»
Человек на вершине горы минуту стоял неподвижно. Потом он направился, судя по приближающимся звукам шагов, в сторону ямы.
Григорий встревоженно поднял голову. Потом, едва заметно усмехнувшись, посмотрел на Николая.
– Вот будет номер, если он к нам на головы свалится, – шепнул он.
Щукин оскалил зубы и погрозил ему пальцем.
– Молчу, молчу…
Человек остановился у самого края ямы. Значит, он знал о ней. Видимо, бывал тут раньше.
«Ну да, точно, – подумал Щукин. – Если человек наверху – это Студент, а скорее всего это так, то, естественно, он назначил встречу на том месте, которое хорошо знает».
Человек на краю ямы проделывал какие-то странные манипуляции. Потом он облегченно вздохнул, и в рукав Щукина вдруг ударилась тоненькая теплая струйка. Первым желанием Щукина было отодвинуться подальше от зловонной струйки, но он вовремя сообразил, что шевельнуться сейчас – это выдать себя с головой. Еще до начала встречи, не успев ничего узнать.
Николай крепко сжал зубы и старался не дышать. Думать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь другом думать никак не получалось.
«Не мог прямо на месте помочиться, – клокотало у него в голове, – обязательно нужно было к яме отходить. Культурный какой, сука. Нет, это не Петрович. Это Студент. Очень приятно. Первая встреча после зоны состоялась. Хорошо еще, что все это мне на одежду попало, которую я потом, конечно, выброшу, а не в лицо. Если бы в лицо, то я скорее всего пошевелился бы и выдал себя… Как же он долго, однако. Специально, что ли, терпел до ямы? Или это у него ритуал такой – как только оказался на Алтынной горе, обязательно нужно помочиться в яму. Кидают же люди монетку в море – примета, говорят, такая…»
Струйка, наконец, иссякла. Человек повторил свои манипуляции – застегнулся – и отошел от ямы.
Григорию все это, видимо, показалось жутко смешным – когда Щукин повернулся к нему, он неслышно хихикал, закрыв ладонью рот. Увидев, что Николай на него смотрит, он тут же замолчал и отвернулся к стене. И начал издавать какие-то странные звуки, похожие на рыдания.
Мотор автомобиля смолк.
– Это Петрович подъехал, – прошептал Григорий. – Оставил машину у подножия горы. Сейчас он заберется на вершину. Осталось минуту ждать.
– Ну, здорово, Студент, – грянуло ровно через минуту.
Щукин узнал этот голос – это Петрович. Один, как и обещал.
– Здравствуй, – ответил ему Студент ровным и как будто очень усталым голосом.
Так Николай первый раз за долгое время услышал голос Студента. И вспомнил, что этот голос не изменяется ни по шкале интонации, ни по шкале громкости. Всегда остается таким – голосом смертельно усталого человека.
* * *
– Искали тебя, искали, – проговорил Петрович. – Такой шухер подняли… Извиняемся. Приказ сразу не так поняли. Нам-то и надо было – просто поговорить. Да и тебе, видно. Что хотел сказать?
Студент бесцветно усмехнулся.
– Чего вы от меня хотите? – спросил он.
– А то ты не знаешь, – ответил Петрович. – Ты с лекарствами умеешь обращаться? Умеешь, – подтвердил он, хотя Студент не сказал ни слова. – Вот и поможешь нам немного. Хорошие бабки иметь будешь… Тем более что нам стало известно про ту самую бумажку.
– Какую бумажку?
– На которой журналист все наглядно изобразил – как «йогурт» варить, – пояснил Петрович, – которую твоя телка с собой увезла, когда ее мужа мусора поластали. Телка-то теперь у тебя?
– Откуда вам это известно? – спросил Студент.
– От верблюда, – коротко ответил Петрович, – об этом только глухой не слышал… Ладно, Студент, соглашайся. Мы с тобой таких бабок нагребем, каких ты никогда в жизни не видел. Даже по телевизору. Понял?
